Зимин отошел в сторону. Он не любил находиться в зоне чужих разговоров, не хочешь слушать, а все равно слушаешь и начинаешь пытаться догадаться о том, что говорит неслышимый собеседник, начинаешь думать, что он тебя идиотом называет.
Улица была неожиданно пуста, наверное, из за дождя. Ни машин, ни людей, только ленивый дождевой шелест в листьях, и еще со стороны парашютного завода гудение испытательной турбины. Осень.
Зима скоро, зиму Зимин любил больше всего, особенно декабрь. В декабре можно поехать в деревню, колоть звонкие дрова, топить печь и ждать Рождество, Новый год, каникулы ждать. Далеко еще, осень сейчас. Когда он сочинял «Зиму», тоже стояла осень, только не слякотная, как сейчас, а, напротив, теплая и какая то радостная. Светлая осень, как у Пушкина в его Переделкине. Или в Болдине? Одним словом, в Мелихове.
Да, тогда была тоже осень, и он начал сочинять свою первую книгу и познакомился с Ларой. Он увидел ее в поликлинике и почему то решил, что надо обязательно познакомиться, иначе… Иначе вся жизнь пойдет не так. Вообще то он не любил знакомиться на улицах и в общественных местах и никогда не знакомился в кафе и в лифтах, но здесь вдруг понял, что иначе нельзя, что если он не подойдет вот к этой девушке, то будет жалеть всю жизнь.
И он не ошибся, иначе действительно было нельзя.
Зимин улыбнулся. Он уже давно собирался сочинить рассказ про их встречу в поликлинике, но не случалось нужного настроения, а сочинять кое как не хотелось.
На противоположной стороне улицы стоял человек и смотрел на него. Именно на него, на Зимина. Стоял и пялился. И это Зимину совсем не понравилось, в этом было что то неприятное, зачем кому нибудь стоять вот так под дождем и смотреть?
Зимину вдруг пришла в голову забавная вещь, он поднял руку и помахал человеку. Тот едва не подпрыгнул, повернулся и быстрым шагом пошагал прочь, кутаясь в плащ, прижимая локтем портфель с тяжелым низом.
— Псих, — сказал Зимин.
— Зимин! — позвала Лара. — Ты с кем уже разговариваешь?
— Ни с кем. А ты? Кто звонил?
— Мать, — улыбнулась Лара. — Не может дверь открыть, как всегда. В третий раз уже…
Зимин кивнул.
— Ладно, я сбегаю, — Лара спрятала руки в карманы. — Часов в восемь буду. Мать обещала варенья дать. Правда, у нее только крыжовник, а ты не любишь.
— Он в зубах застревает, — сказал Зимин. — Как застрянет, так и сидит, иногда два дня, и только о нем и думаешь.
Крыжовниковые косточки Зимин ненавидел.
— Ладно… Может, поедем все таки? Чаю попьем?
