— Да ведь он ненормальный, — говорят. — Отопрет!
— Еще, — говорю, — лучше! С прокурором будет дело иметь!
На другой день приезжает батюшка.
— Ну, — говорю, — батюшка, молодчина ты у нас! В какое время уговаривались, в. такое и прибыл!
— Покончили вы, — спрашивает, — с Быкларовым?
— Не отдает, — говорю, — Быкларов ключа, так что пришлось нам церковь опечатать.
— Вот те на! — покатился со смеху батюшка. — Пошли отпечатывать!
— Отпечатать-то можно, но нужно ревизию сделать. Опись имущества!
— Чего там описывать? — говорит батюшка. — Иконы на месте. Чаша водосвятная на месте, книги тоже, остается только ларь с пожертвованиями. Если из-за них, чего ж, делайте опись!
Вынесли попечители ларь и стали переписывать: штаны, платки разные — прихожанки много всего нанесли.'Когда кончили они переписывать, я говорю попечителям:
— Намедни принесли фартук один тканый в дар пресвятой богородице. Что-то этого фартука не видать! Спросите Быкларова, где он.
— Маню, — говорят, — неси фартук!
— Какой еще фартук?
— Тот, который намедни принесли!
— Это, — говорит, — вы из своей головы выдумали! Не было никакого фартука!
— Маню, — говорю, — когда вешали тот фартук на икону богородицы, тетка Трендафила в церкви была, я был, старуха моя тоже была! И завмагова жена тоже тот фартук видала… Что же это получается?
— Кто да что видал, этого я не знаю. Знаю только, что я никакого фартука в глаза не видел!
— Ты спроси, — говорю, — у жены у своей. Может, ей тот фартук по вкусу пришелся, она и прибрала его, а тебе не сказалась?
Пошел он у жены спрашивать.
Я попечителям говорю:
— Если есть в нем хитрость и соображение, то он спросит у жены, воротится и скажет, что и впрямь жена фартук забрала, думала заплатить, да только предупредить о том не успела… Полезет, — говорю, — в ту лазейку, которую мы ему открыли. А коли он, — говорю, — дурак, то сам ту лазейку захлопнет и в капкан попадется.
Ворочается наш Маню.
— Ну что?
— Говорил я вам, никакого фартука у ней нету! Напраслину возводите, чтобы очернить меня!
— Как же так? — спрашивает один попечитель. — Как могут десять душ одно и то же выдумать?
— А коли у этих десяти глаза не видят, кто тут виноват?
— Выходит, один ты у нас зрячий, — говорю. — Коли ты такой зрячий, скажи, куда ты девал тех церковных ягнят? Кому продал?
— Одного за семь левов продал, другого за пять, всего, выходит, двенадцать, и деньги эти, — говорит, — у батюшки заприходованы!
— А есть свидетели, что ты за тех двух ягнят не двенадцать, а сорок левов просил!
