Противник ничем себя не проявлял, но, конечно, был полностью готов к отражению удара. Шли последние минуты перед атакой, святые минуты в жизни, которая может оборваться на любом шагу, минуты самой искренней из всех — солдатской исповеди.
И грянул бой: заухали где-то позади гулко, басовито гаубицы, высоко и резко ударил залп трехдюймовых пушек, защелкали в звуковых «просветах» тяжелые, полковые минометы, и эхо первых утренних разрывов сильным всплеском откинулось назад.
Пехота встала, пошла вперед. Микола, не отрываясь от панорамы, наугад взял боевой шнур и невольно затаил дыхание, как перед выстрелом винтовки. Он не ошибся: из-за черного домика тут же выскочил старый его знакомый, вчерашний транспортер и, развивая ход, бросился встречь пехоте. Нет у наводчика другого такого чудного мгновения, как это — цель в перекрестье! Тут все сливается в одну секунду: короткий оценивающий взгляд, огонь и грохот выстрела, легкий испуг металла от прыжка орудия на месте, колокольный звон в ушах, ответный разрыв снаряда.
— Кажется, попал! — крикнул Тишин и снова выстрелил, еще не веря вгорячах своей удаче.
Над бронетранспортером слабо, мирно закурчавился дымок, точно над походной кухней.
Центр тяжести Третьего Украинского фронта все больше перемещался из Югославии в Венгрию. Однако маршал Толбухин пристально следил и за тем, что происходило на самом левом фланге, где стрелковая дивизия Бойченко продолжала отбивать наскоки немцев в районе Кралево. Вообще-то, в другое время и в другой обстановке, командующий фронтом, быть может, и не придавал бы серьезного значения этим немецким атакам частного характера. Но здесь речь шла о надежном прикрытии югославских войск, которые сосредоточивались в Сербии и приводили себя в порядок. Ноябрь — последний осенний месяц — был месяцем крупных перемен для партизанских соединений: они становились вполне современными дивизиями, получив от Красной Армии тяжелое оружие.
И для Третьего Украинского ноябрь был тоже переходным. Белградская операция закончилась, фронт развернулся на северо-запад, лицом к Будапешту, готовясь принять участие в освобождении четвертого по счету государства Дунайского бассейна. Вот-вот должны были подойти резервы, — не с одной же опять 57-й армией вступать и в Венгрию, тем более, что 37-я так и осталась на всякий случай в Болгарии. А тут еще эти перестановки в высшем командном составе: начальник штаба фронта генерал Бирюзов вступил в должность командарма 37-й и уехал в Софию, где он, кроме того, вошел в Союзную Контрольную Комиссию; командарм 57-й генерал Гаген заболел, его армию принял генерал Шарохин. Так одно к одному.
