Адъютант подал три полных стакана. Шкодунович взял крайний и с укором качнул своей крупной головой:
— Многовато. Ну да ладно. За вас, товарищ полковник! За вашу трудную фортуну, Иван Григорьевич!
И выпил залпом.
Они просидели допоздна. Благо, фронт мирно дремал под чистым звездным небом; вокруг стояла тишина, какая бывает только глухой осенью, перед самым снегом.
— А долго ли мы тут простоим? — в свою очередь поинтересовался Бойченко, подробно доложив о состоянии дивизии.
— Не торопитесь, Василий Яковлевич. Впереди у нас еще Венгрия, Австрия, возможно, Чехословакия. Так что будет вам и «Венгерская рапсодия», будут и вальсы Штрауса.
— А вы полагаете, что там развернутся тяжелые бои? — спросил Строев.
— Думаю, что жарко будет под занавес. Так что отдыхайте пока, набирайтесь сил. Как вам тут нравится, Иван Григорьевич?
— Век бы не уходил из этого партизанского царства-государства.
— И югославы привыкли, привязались к нам. Когда мы собирались было идти дальше, на северо-запад, они попросили Толбухина остаться еще немного. Потому-то маршал и выделил наш корпус из состава пятьдесят седьмой армии.
— Видите, как нам повезло, — заметил Строев.
— Я тоже считаю. После невезения всегда жди лучшего! — посмеивался комкор. — Ваш т е о р е т и к Лебедев прав, говоря, что военное искусство держится на балансе удач и неудач.
«Нашли общего конька, теперь могут проговорить до самого рассвета», — подумал Бойченко.
Но Шкодунович бегло глянул на свои часы, не поверив, поднес их к глазам, легонько свистнул и энергично встал.
— Вот и заверни к вам на минутку!
— Оставайтесь ночевать, — сказал Бойченко. — Куда вы в этакую темень?
— Нет, поеду. Хоть вы, комдивы, и считаете, что корпус — ненужное, промежуточное звено, что у комкора ничегошеньки нет, кроме штаба, но у меня все-таки три дивизии.
— Помилуйте, Николай Николаевич, вы с кем-то меня путаете!
— Ну если не вы, то Иван Григорьевич наверняка уж так думает. Что, не отказываетесь от своей точки зрения, товарищ полковник? — он заговорщицки подмигнул Строеву.
— Убейте, абсолютно ничего не понимаю, — выразительно пожал плечами Бойченко.
— Это наша маленькая тайна, — сказал Шкодунович. — Ну-с, я поехал, товарищи. Всего вам доброго!..
Они простились с комкором у машины, и Строев тут же заспешил на отдых. Бойченко не стал расспрашивать его о «маленькой тайне», будто успел позабыть о ней, зная, впрочем, что Иван Григорьевич вряд ли когда расскажет сам. «Какое мне дело, в конце концов, до всяких шуточек?» — подумал он, провожая рассеянным взглядом вновь испеченного полковника.
