— Ну как же, был грех, по дощечке разобрали один ветряк на Украине. Хороший был ветряк, донкихотский!
— Почему донкихотский?
— Мы же тогда вели себя действительно по-рыцарски, хотели прямо с марша, на ура взять хутор Зеленый Кут, да застряли на высотке с ветряком.
— А ты злопамятный, Иван Григорьевич.
Строев и сам пожалел, что напомнил комдиву об одной из частных неудач на Правобережной Украине. С тех пор Бойченко изменился, стал почаще советоваться перед тем, как принять решение; однако характер его все еще дает о себе знать. Раньше срока получив звание генерал-майора, он почувствовал себя уже не на одну ступеньку, а на всю офицерскую л е с т н и ц у выше своих помощников. Но и это пройдет со временем. Очень редко кого не ослепит вначале золотое поле генеральского погона, тем паче, если человеку нет и сорока.
— Поедем, Иван Григорьевич. Садись ко мне в «оппель». Только дорогой и порассуждать от нечего делать.
Бойченко сел не с водителем, а рядом со Строевым — значит, он действительно собрался поговорить с ним по душам. Он был моложе своего заместителя без малого на восемь лет, а казался старше: коренаст не по годам, тяжеловат, широк в плечах, на которых плотно лежали всегда новые, не успевающие потускнеть погоны. Строев выглядел против него не то чтобы юношей, но, во всяком случае, куда более молодым — худощавый и на редкость собранный, подвижный. Кто не знал их, принимали комдива за человека, пожившего на свете, а Строеву завидовали как офицеру преуспевающему, у которого все впереди.
— Хотят забрать тебя из дивизии, — сказал Бойченко, наблюдая, как тяжело, один за другим, поднимаются из-за Крушеваца груженые «ИЛы» и берут курс на юго-запад.
«Куда это они? — подумал Строев. — Наверное, опять на штурмовку немецких колонн, отходящих из Греции».
— Ты что же не слушаешь меня? Я говорю, что собираются отозвать тебя из дивизии.
— Кто, куда, зачем?
— Куда и зачем — не знаю, а намекал в прошлый раз сам командарм. Потом был разговор с комкором. Ну, ты понимаешь, отпускать мне тебя неохота, впору садись и пиши отрицательную характеристику! Ты-то как смотришь, Иван Григорьевич? — С недавних пор Бойченко окончательно перешел на «ты».
— Не задумывался об этом.
— Ой ли!
— Хотите начистоту?
— Помилуй, только откровенно, — Бойченко покосился на водителя, зная, впрочем, что его верный Антоныч никогда не выдаст ни одну генеральскую тайну.
— Если уж у меня все так сложилось с самого начала, то теперь тем паче поздно думать о должностях и званиях.
