— А говорить мы не будем?
Он улыбнулся — ждал, значит.
— Пойдём в мой кабинет. У меня есть кофе с ванилью. Хочешь?
Она продалась за кофе.
Надя с тяжелым вздохом поднялась из кресла.
В кабинете Антонио включил чайник, прикрыл распахнутое настежь окно — слишком уж шумел проспект внизу — и сел. Надя устроилась напротив, удобно подогнув под себя ноги. Возвращаться сейчас домой — всё равно ведь застрянешь в пробке и простишь час на выезде из центра. Так что спешить ей некуда, можно подождать, когда закипит вода в чайнике и послушать молчание Антонио.
Так она себя успокаивала, будто не видела, что серьёзные слова вот-вот будут сказаны. Она видела, потому и заговорила первая.
— Так, значит, двадцать пять лет назад вы расстались?
Он просто кивнул.
— Да. Она переехала, порвала все контакты. Через некоторое время я, конечно, нашёл Вету, но узнал, что фантом города давно поселился у неё за плечом. Это серьёзный соперник, знаешь ли.
Щёлкнул кнопкой чайник, и Антонио очень удобно спрятался от Надиного взгляда. Ушёл наливать кофе. Надя втянула рождественский запах ванили, и ей сделалось спокойнее.
Как будто она даже готова его простить за ту ночь, проведённую в казённых застенках. Как будто она его уже простила. Как будто она готова выполнить то, о чём он её попросит.
— Тут уж вряд ли что-то можно поделать.
Он как будто извинялся. Надя подняла взгляд от чашки кофе.
— Ты всё ещё любишь её, да?
Антонио сузил глаза. Надя знала: то, что она сказала — жуткая вещь. Страшная и до сих пор больная. Антонио так и не притронулся к своему кофе. Весёлый заяц на чашке был весь в коричневых подтёках, как будто его обрызгала проезжающая мимо машина.
— Прости, — сказал Антонио, обращаясь то ли к Наде, то ли к зайцу. То ли к Вете. За что она должна была его простить?
Она посидели ещё немного, ломая на кусочки песочное печенье и облизывая крошки с пальцев. Судя по звукам, пробка на проспекте успела рассосаться, и на высотки наползли жемчужные сумерки. Надя подумала, что хотела бы закончить эту историю. Пусть завтра утром город вспомнит её как ещё один любопытный эпизод своей длинной жизни.
— Я понимаю, что не имею права впутывать тебя снова, — заговорил Антонио. — Но это не приказ, это только просьба.
— Говори, чего уж там, — вздохнула Надя, разглядывая кофейного зайца.
Она боялась поднять голову: притихший город подмигивал ей фонарями, звал к себе. Она ощутила болезненное желание затеряться в тёмных улицах. Уже давно она не ощущала притяжение так резко, так остро. Задрожали руки — Надя сжала кулаки, чтобы скрыть дрожь, но Антонио, кажется, ничего не заметил.
