Долгое молчание. Затем:
– Эм?
– Мм?
– Что это ты делаешь?
Эмма вздохнула.
– Сегодня я сплю тут. И буду спать впредь, если ты предпочитаешь не оставаться дома, а пьянствовать.
– Нет, – сказал Люк осипшим голосом.
– Да.
– Почему? – требовательно спросил он.
– Я больше не могу.
– Не можешь что?
Эмма села, вцепилась обеими руками в край кровати. Глубоко вздохнула и уныло посмотрела на дверь. Она уже полностью проснулась.
– Не могу лежать без сна в холодной кровати и гадать, когда ты вернешься. Не могу думать, почему ты каждую ночь сбегаешь от меня. Гадать, почему я не в состоянии дать тебе то, в чем ты нуждаешься. Гадать, насколько пьяным ты будешь, когда все-таки вернешься.
– Ты даешь мне то, в чем я нуждаюсь.
Нет. Во всяком случае, до сих пор точно не давала.
– Впусти меня. – Теперь он говорил так мягко, так вкрадчиво.
Эмма закрыла глаза и не произнесла ни слова.
– Пожалуйста.
Она крепче вцепилась в кровать. Так трудно хоть в чем-то отказать этому мужчине. Но если она хочет выжить, отказать должна. Это слишком важно. Нужно быть сильной. Если она не сделает все возможное, чтобы остановить его, Люк и дальше покатится по дорожке саморазрушения, а она не может видеть, как он губит себя.
– Эмма, впусти меня.
– Нет, – твердым голосом ответила она.
– Почему?
– Я уже объяснила тебе почему.
– Ты мне нужна.
– Так же сильно, как выпивка?
– Сильнее. В тысячу раз сильнее. – Голос его дрогнул, и Эмма зажмурилась. – Открой дверь.
– Нет, – с трудом выдавила она.
– Я должен лежать рядом с тобой.
– Ты жил без меня двадцать восемь лет, Люк. Я уверена, что сегодня ты прекрасно выспишься один.
– Жил без тебя? Если это можно назвать жизнью, – угрюмо отозвался он, а затем шепотом повторил: – Ты нужна мне.
Эмма закрыла глаза, сжала в кулаках одеяло.
– Ты пьян.
– Совсем чуть-чуть, – согласился он.
– Имей в виду, я не собираюсь больше просто сидеть и смотреть, как ты себя уничтожаешь.
– Наверное, слишком поздно что-то менять.
Эмма сильно поморгала и уставилась себе на колени.
Он долго молчал, затем сказал:
– Значит, ты лишаешь меня единственного утешения?
– О, я точно не единственное твое утешение, Люк. – Нотки горечи, прорвавшиеся в ее голосе, оказались сильнее, чем она хотела.
– Но ты стала… чем-то… моей… – Он с трудом подбирал слова. Неудивительно, учитывая, насколько он был пьян. – Ты для меня важнее всего остального, – неуклюже договорил он.
Скажи он ей это трезвым, она могла бы поверить. Но сейчас прекрасно понимала, что он всего лишь хочет попасть в комнату и пытается любым способом уговорить ее открыть дверь. И все-таки Эмма встала с кровати, подошла к двери и привалилась к ней.
