– Знаешь «Порко Россо»?[43]
– Это мультфильм, что ли?
– Нет. Бар.
Мы стояли уже перед входом. «Порко Россо» находился в начале узкой улочки, между алтарем с пластмассовыми цветами и закрытой рыбной лавкой, на дверях которой я увидела полдесятка извещений о смерти с приклеенными липкой лентой фотографиями усопших. Картину довершали два столика с разномастными стульями и штук двенадцать скутеров и легких мотоциклов, припаркованных как попало и почти полностью перегородивших проход. Это, сказал Бруно, место встречи горбунчиков из Монтекальварио. Здесь они собираются обычно, отсюда отправляются в свои набеги на город.
– Особенно сейчас, когда корсарская война в самом разгаре.
Увидев мое растерянное лицо, Паломбо расхохотался и объяснил. Корсарская война – это соперничество банд за территории или за престиж, причем обычно одно подпирает другое: райтеры пишут свои граффити поверх чужих или вторгаются не в свои кварталы. Очередная война вспыхнула несколько недель назад, когда портовая crew с коллективным тэгом «ТаргаН», раньше действовавшая вдоль проспекта Америго Веспуччи, появилась на нижних улицах испанского квартала. Молниеносно был дан ответ в виде карательной экспедиции, что, в свою очередь, вызвало новые акции. Снайпер же поставил свою изобретательность и талант на службу горбунчикам, так что те получили могущественного союзника. Война продолжалась какое-то время и сейчас уже затухала, хотя бойцы из «ТаргаН» еще наведывались порой в чужие кварталы, а раза два случались ночные стычки с мордобоем и поножовщиной.
– Познакомьтесь, – сказал Бруно. – Это Флавио, мой двоюродный брат. А это Лекс.
– А третий кто? – насмешливо спросил этот самый Флавио.
– Нико Паломбо, – представился тот.
– А-а, ясно… Художник.
Ничего себе начало, подумала я. Этот «художник» прозвучало с нескрываемым презрением: с такой интонацией солдат говорил бы про однополчанина, который перешел под другие знамена и получил сержантские нашивки. Флавио был худощавый, белокурый, аскетического вида, с редкой бородкой, усиливавшей неуловимое сходство с известным автопортретом Дюрера из Прадо. На нем были узкие джинсы, кроссовки «Найки», заляпанные краской, и темная флисовая куртка с вытисненным изображением листика конопли и надписью «Кулиакан и Мехико».
– Возьмем пива, – решил он, не спрашивая наше мнение.
Манеры у него были резкие, и я решила пока что плыть по течению. С четырьмя пластиковыми стаканами мы расположились у стойки. Музыка была, что называется, городская, агрессивная – группа «АутКаст» играла «Станконию»
