Линда вышла поприветствовать нас и тихо пояснила:
– Это Бен Райт. Я попросила его в этом месяце вести у нас мастер-класс. – Она повысила голос: – Бен, у вас найдется время познакомиться с моими друзьями?
Прежде чем художник успел ответить, Линда провела нас к нему. На полке рядом с мольбертом я заметил пузырьки с красками и стеклянные кувшины с кистями, карандашами, скребками, ножами и другими инструментами. Тихий теплый сухой ветерок принес запах мескита, льняного масла, земли и пряного шалфея. Я не сомневался, что Комета тоже впитывает запахи и звуки, но ее взгляд сосредоточился на застывшем в молчании у мольберта мужчине.
Когда молчание уже стало неловким, художник обернулся. Его лицо избороздили морщины, но живая улыбка придавала облику мальчишеский вид.
– Извините, – произнес он, – я как раз заканчивал благословлять это место воскуриванием шалфея.
Он протянул ладонь, чтобы пожать мою руку, и по его жесту я понял, что такие благословения, требующие потом извинений, – рутинная часть его работы. На мгновение мне показалось, будто он сейчас представится Гэндальфом.
Ростом Бен был шесть футов три дюйма, крепко сложен и широкоплеч, как непробиваемый защитник институтской футбольной команды. Он был наполовину чероки, однако внешностью больше напоминал баптиста. Если существует на свете человек, излучающий столько же спокойствия, сколько грейхаунд, так это Бен, и Комета моментально прониклась к нему. Он не носил форму, но она простила его за это, подошла и прижалась к ногам. Через пять минут собака опустилась на землю и, растянувшись в тени рядом с мольбертом художника, всем видом приглашала его продолжить работу. Бен не возражал.
– Послушайте, Вулф, – сказал он, – может, побудете здесь, посмотрите, как я пишу? Поучимся чему-нибудь друг у друга.
Так началась та сессия, которая продолжалась несколько недель и погрузила меня в удивительный мир – ведь не может мир не быть удивительным, если в нем обитают эльфы и гоблины.
– Моя тема – культура и традиции прерий, – объяснил Бен в первый день нашего знакомства. – Я изучаю, насколько древние учения применимы к людям всех рас и национальностей. Как многие коренные племена на земле, индейцы равнин верили, будто все – каждое создание, человек, насекомое, звезда – связаны друг с другом и взаимозависимы. Жизнь не похожа на пирамиду с человеком на вершине и всем остальным под ним. Они считали, что жизнь – круг взаимосвязей, и заканчивается там, где начинается. Хотя я наполовину чероки, моя живопись предназначена всем – просвещать духовно и эстетически. – Бен помолчал и улыбнулся. – Тяжелая задача для индейца. Правда?
