А потом о постороннем уже не думалось, потому что загорелся большой дисплей.
— Ну и где же ты? — спросил я у пустоты. Когда долго живешь в одиночестве, привычка говорить с несуществующими собеседниками въедается очень быстро.
Вопрос был риторическим — я уже видел его. Маленький белый огонек, незаметно для глаза плывущий по серому полю. Крохотный, как только загорающиеся звезды. Но в отличии от них его курс был проложен не гравитацией орбит или невидимыми космическими ветрами притяжения.
— Ну и кто же ты? — я даже почувствовал нечто вроде интереса, — Посмотрим на тебя, незваный гость…
У меня не было достаточно мощного телескопа, но он был и ни к чему — мои глаза находились на орбите. Четыре центнера металла, кремния, пластика и Космос знает чего еще, крутящиеся на геостационарной орбите, достижения многих лет исследований и научного прогресса, спрессованные в серебристую сферу диаметром в два с половиной метра. Самые зоркие из всех созданных искусственные глаза, замечающие каждую пылинку во всем секторе, самый быстрый электронный мозг, способный рассчитать траекторию за несколько мгновений. По нынешним меркам это уже был хлам, годный крутиться только на орбите планеты вроде моей, оборудование устарело лет на десять, но пока оно работало, менять его сочли нерациональным. В отношении обслуживающего персонала такой подход не годился — я мог и не работать. Я мог не подходить к терминалу вообще. Но я знал, что меня-то не заменят…
На экране медленно вращалось, покорное моим движениям, изображение небольшого угловатого корабля серого цвета. У меня было время рассмотреть и громоздкие сигары реверсных двигателей и обтекаемую улитку рубки.
Корабль был красив, но его красота была скорее хищной красотой осы, чем эстетичной и правильной красотой привычных моему глазу кораблей. Незваный гость ничем не походил на те белоснежные герханские фрегаты, которые я столько раз видел, у него не было плавности их линий и совершенства силуэта. Этот корабль строили не поэты, его строили воины.
На всякий случай я сделал два запроса. Бессмысленный поступок, учитывая то, что корабль опрашивался автоматически, на входе в зону видимости, но позволяющий размять пальцы. Нет, этот корабль принадлежал не Имперскому флоту.
Значит, все произойдет просто и быстро.
Как обычно.
Я закурил сигарету и вызвал панель управления орбитальных логгеров. Привычные картины заполнили экран. Графики, кадры, диаграммы. Разноцветные линии, острые лабиринты цифр, идеально ровные колонки символов. Бесконечное множество информации, совершенный и в чем-то поэтичный мир чисел в его привычной и строгой форме. Температура обшивки, скорость, курс, траектория — все было здесь, отображенное неяркими, еле светящимися символами. Люди, которые летели в этом корабле, тоже были здесь на экране, пусть и не явно — в виде цифр. Их жизни чертили кривые на моих диаграммах, их дыхание заставляло крутится стрелки на шкалах и отрезки на графиках. Завораживающая и идеальная красота математики. Их смерть тоже предстанет передо мной в виде цифр. Просто ворох чисел, которые сами по себе не красноречивее нарисованной ребенком закорючки.
