История этих псевдонимов сложна (и невероятна), как детективная головоломка. Рукопись якобы была найдена в потайном ящике ее издателем, Виктором Эремита (имя образовано от древнегреческого слова «затворник» или «изгнанник»). Изучив почерк, Эремита пришел к выводу, что рукопись – плод трудов двух авторов: мирового судьи по имени Вильгельм (проходящего как B) и его безымянного юного друга (проходящего как А). Часть, написанная судьей Вильгельмом (В), содержит два трактата (в форме длинных писем), за которыми следует проповедь, сочиненная, по словам судьи Вильгельма, неким безвестным священником из Ютландии. Среди других документов – знаменитый «Дневник соблазнителя». В предисловии к нему А заявляет, что украл дневник у своего друга, Йоханнеса. Виктор Эремита опровергает это заявление и высказывает предположения: Йоханнес Соблазнитель есть, вероятно, творение самого А, и заявление А о том, что он всего лишь редактор, не более чем «уловка старого романиста». Далее уже сам Виктор Эремита еще больше запутывает дело, намекая в предисловии, что и он сам, возможно, пользуется тем же приемом, называя себя лишь редактором.
Кьеркегор снова оказался в сложной ситуации, которую, в типичной для себя манере, сам же и создал своей нерешительностью. Пожелав скрыться за псевдонимом, он в то же время хотел ясно дать понять, что это – только псевдоним (или серия псевдонимов). Нежелание выступать в качестве автора такого автобиографичного материала, как «Дневник соблазнителя» (описывавшего его отношения с Региной), противоречило явно высказанному желанию донести до бывшей невесты, через какие терзания ему пришлось пройти. (Не искушенные в философии и клюнувшие исключительно на сенсационное название читатели будут, вероятно, разочарованы. Разумеется, ничего эротического в книге не содержится.)
Но вся эта нудная и неуклюжая ерунда имела серьезную цель. Движимый диалектическим подходом, Кьеркегор хотел представить свои идеи с различных точек зрения, при этом не подавая ни одну как правильную или авторитетную (или даже авторскую). Составить мнение относительно этих, зачастую конфликтующих, идей предстояло самому читателю.
В свое время Платон, чтобы преодолеть видимость дидактизма, облекал свои идеи в форму диалогов. Но Кьеркегор был одинок, и форма «китайской шкатулки» казалась ему более подходящей. В его случае споры происходили в голове одного человека. Основа философии Кьеркегора была субъективной.
