— Предлагайте практически.
— Я предлагаю практики, — упрямо сказал Веня. — Практики самосовершенствования. Давайте учредим Всемирный институт «Экология духа».
Веню не услышали. Завалы ковбойско-протестантского опыта борьбы за себя не давали им увидеть русскую общечеловеческую идею серебряного века.
А вдруг мы не все понимаем? — поразился я внезапно возникшей мысли. — Несем ахинею, а реальность гораздо круче? У них есть что-то более сильное, чем аргументы Вени.
И во всем здесь, в Америке, я уже видел эту абсолютную естественность обнаженности, лишенную нашего провинциального стыда. Мы уже не бежали панически от такой обнаженности. В ней была некая честность протестантской натуры, лишенная пошлости. Не здесь ли подлинная реальность, в этом оскале бездны?
Я унес в моем диктофоне доклады о спасении земли, они будут помещены в архив моего компьютера, который я зачем-то вел и ни разу не воспользовался.
После заседания конгресса за нами заехал Майк, и на его биомобиле мы отправились в гетто.
Шумящий город выглядел апокалиптически в зареве неба, под которым темное нагромождение небоскребов (еще не пришли в себя после блэкаута, вызванного затоплением) казалось последней великой попыткой человечества обустроить свою жизнь в бездне космоса.
В машине Майк деликатно говорил при великом человеке:
— После войны с Ближним Юго-Востоком, где мы увязли по уши (ничему не научили прежние войны на той земле), и очередного нападения на наши города самолетов-самоубийц моджахедов наша гордыня получила жестокий урок.
Я вспомнил поездку во взвинченный опасностями Иран, враждебный к нам из-за дружбы с Америкой, и райский уголок нашего посольства в Тегеране, где росли апельсиновые деревья и в ветвях сновали яркие попугаи. Вдоль длинного забора посольства было намалевано по-русски: «Долой шурави!» В стакане посольства был убит наш охранник.
Когда мы ехали в местном поезде домой, я, сидя в туалете с кувшином для подмывания, чуть не свалился с толчка от взрыва. Нас бомбили.
Когда я вышел на родной земле, то увидел неописуемый мирный домашний рай. Ко мне подошли лохматые пацаны: «Валюта есть?» Я испугался, сейчас толерантно помнут, ощущая в кармане пачку подъемных: «Что вы! Перечислено в банк!». Они отстали.
Майк вздохнул.
— Продолжаем защищать от них Израиль. Но не геополитические интересы на Ближнем Востоке, а саму жизнь евреев.
Мы с Веней переглянулись — Майк был семитом.
— После холокоста нельзя было не создать землю обетованную, где евреи могли бы, наконец, защитить свою жизнь и веру от зверских нападок в тысячелетиях — ни за что, только за национальность! В Иерусалиме золотой купол мечети до сих пор нависает над стеной плача! Эта рана не перестала кровоточить.
