— Кто же вам мешал открыть собственное дело?
— Вы знаете — мне всегда был неприятен мир коммерции.
— Это не разговор под занавес сорокалетней — не скажу, дружбы, но все же тесной связи. В нынешнее, трудное для меня время я ожидал услышать от вас иные слова.
— Но что же я могу вам сказать, — вскричал Шухов, — если считаю закономерным происходящее! Одно лишь. Советской власти нужны опытные и знающие люди; она охотно сотрудничает и с бывшими офицерами и с бывшими капиталистами, лишь бы только добросовестно работали. Вы человек великолепной энергии и огромного практического опыта. Даже сейчас, несмотря на годы, обладаете этими качествами. Оставайтесь работать на нашем заводе…
— И мне простят, что я был капиталистом, — сухо сказал Бари. — Это наивно, Владимир Григорьевич. Я не стану служащим предприятия, хозяином которого был сорок лет. Прощайте. Постараюсь уехать за границу. Кое-какие остатки капитала в иностранных банках у меня есть. В России мне больше делать не чего.
Шухов проводил Бари к выходу, постоял у пороса, Глохнет в ночной тишине шум шагов. Сорок лет, я>Ся жизнь, по существу, связывают с этим исчезнувшим в темноте старым человеком. Он вовсе не был злым или жестоким, но какое это имеет значение сейчас…
Как странно быть на железнодорожной станции и не слышать ни гудков паровозов, ни стука вагонных колес! Но откуда ж взяться этим звукам, когда через станцию прокатилась волна боев Красной Армии с отступающими войсками Колчака.
Мостовосстановительная группа расположилась в полуразрушенном здании станции. Уцелели служебные комнаты. Крыша пассажирского зала валялась здесь же на перроне, рядом со спиленным телеграфным столбом. Наружные стены станции покрывали большие черные пятна копоти. Бои были жестокими. Невдалеке от станции чернел сброшенный бак водокачки и виднелись в глубине паровозного депо подбитые машины. Вместо стен депо лежали на земле груды кирпичей. Остались стоять только массивные колонны.
Но самое главное — был разрушен мост. Если при виде вмятин и рваных дыр на баке у Владимира Григорьевича стало нехорошо на душе, то что же должен был он почувствовать, увидев рухнувший пролет. Верхушка перекосившейся фермы торчала из воды. Всякому тяжело видеть такое, а человеку, который всю жизнь проектировал и строил, просто невыносимо.
На ночь Шухова поместили в комнатке телеграфистов — аппараты все равно не работали. Остальные расположились вместе. Ему принесли скамейку со спинкой и матрац. Было тихо. Война откатилась на восток. Шухов не мог заснуть. Один из последних мостов, которые надо поднять, — и оживет линия Урал — Центр, вновь побегут поезда в Москву и Петроград. Тогда можно будет приступать к новому большому делу. Но как справиться побыстрей с этой задачей?
