Вслед за солдатами пошли в отступление и опомнившиеся окопники. Они и с утра еще землю рыли, и когда Дорошенко уехал — рыли. Чуть не попали под немца. Местная молодежь разбежалась по своим деревням, а девушки-студентки из Москвы побрели домой пешком. Дойдут ли, уж очень далеко идти? Мать долго стояла на крыльце и крестила их вслед.
— Сашка, может, нам тоже уйти? — донимала мамку крестная. — Найдется какая-нибудь гадость, докажет на тебя, что твой Коля коммунист и председатель, и постреляют вас всех.
И крестный тоже был коммунист, поэтому Настя очень боялась. Но мамка отвечала, глядя куда-то в сторону, в окошко:
— Куда мы пойдем, кто нас дожидается?
Анюте тоже хотелось бежать, куда угодно, только бы не оставаться при немцах. Но для матери бросить хату и хозяйство, ехать в неизвестность было еще страшнее, чем дожидаться казни.
Вечером, после того как ушли и солдаты и окопники, стало совсем пусто и жутко. Тут и загремел большой бой в Козловке. Немцы думали тихо войти в Козловку, Прилепы и Голодаевку, как утром они вошли в Мокрое, но не тут-то было. То ли наши, наконец, спохватились, то ли так и было задумано — именно на этом месте немцев подзадержать. Несчастной Козловке такая была уготована судьба: в сентябре сорок первого немцы никак не могли ее взять, несколько раз переходила она из рук в руки, сгорело восемь хат и побило много народу, а через два года, в сентябре сорок третьего наши лупили по Козловке из «Катюш», а немцы вцепились в нее намертво, и тогда не осталось от Козловки ни единой щепочки.
Они все побежали хорониться в окопы за огородами, сидели там до темноты. И баба Поля была с ними. Витька все время высовывался из окопа.
— Мам, глядите — танки!
— Не высовывайся, лихо мое! — стаскивала его мамка.
Анюта тоже не выдержала, выглянула: танки, как упыри, выползли из Мокровского леса и подались на Козловку. Хоть и далеко от них, но на ровном поле все было видно, как на ладони. Когда совсем стемнело, бой затих, и только зарево полыхало в той стороне. Они вылезли из окопа и побежали в хату, продрогли до костей, не столько от холода, сколько от страха. Два дня, пока бились за Козловку, они просидели в погребе. На другой день к вечеру над головой послышались осторожные шаги. Немцы! — подумала Анюта, и от ужаса помутилось в голове.
— Тетка Сашка, живы вы тута ай не? — тихо звал Донин голос.
Мамка так и кинулась наверх, опрокинув что-то в темноте. Лампу на всякий случай потушили.
