— Ой, Донька, какая ты молодец! Поглядите вы на нее — разгуливает как ни в чем не бывало!
— Ни одной души нет по деревне, я проползла огородами, надо ж поглядеть, целы вы ай не? — Домна по-хозяйски уселась на лавку да еще и в окошко поглядывала.
— А куда мы денемся? — говорила бабка Поля, вылезая из погреба последней.
Домна всего неделю как опросталась, снова сделалась легкой на ногу, ничего не стоило ей проскочить всю деревню от края до края и заглянуть к ним. Новостей было много.
— В Козловке уже немцы, наши отступили к Голодаевке и теперь там постреливают, слышите? Дед Хромыленок только что домой прибег, черти его понесли к старшей дочке картошку копать, так и прихватило их прямо на поле, два дня в конюшне просидели, в сторонке за рекой, целы осталися. Вчера к ночи вылезли они с внуком Мишкой — а по полю мертвяков лежит! Как градом побитые, и наши, и немцы. Дед говорит: «Бабы, не бросим же мы их так лежать, наши ведь солдатики, кто ж их приберет, если не мы». Собрал стариков, баб, всю ночь они таскали мертвяков за конюшни. Вырыли там две ямки большие, в одну, дед говорил, сорок человек поклали, в другую шестьдесят, со счету сбились.
— Нет, нет, ой, Доня, нет! — как заведенная повторяла мамка и мотала головой мотала.
Но как не поверить, разве такое можно выдумать! Бабка Поля не успела выбраться из погреба, как услыхала про ямки, села на край, свесив ноги, и заголосила! И мамка с Доней плакали и крестились на божницу. Когда отца забрали на войну, мать снова перенесла иконы из темной бабкиной спаленки в горницу.
Поплакали, вспомнили своих солдатиков и помолились за них. Баба Поля со спокойной обреченностью сказала:
— Вот так и всех нас побьют.
Она все сидела на краю погреба и, как маятник, покачивалась из стороны в сторону. В Козловке у нее остались сестра и племянница с детьми.
— Твои все целы, баб, — успокоила ее Домна. — А соседку их, бабку Никуленкову убило, она на дворе была с коровой, дед Хромыленок говорил, так их снарядом и накрыло вместе с коровой. Да еще, теть Саш, куму твою Машу сильно поранило осколком, все плечо разворотило. А немцы что? Пришли, всех из хат повыгнали, велели жить по баням и сараям. Сами в хатах устроились, но пока никого не бьют и не издеваются…
— Ты бы не бегала сейчас по деревне, поберегла бы ты свою головушку, Доня, где твои ребяты? — спрашивала мать.
— Мои все в бане сидят. Ну как же мне не вылазить: корова зарюла, свиньи бьются в хлеву, и своих надо кормить. Я пошла, подоила корову, напекла им лепешек, а пули так и вжикают — вжик, вжик… Ой, лихо!
