Вспомнилась Андреевна, но Рогозин даже не представлял, что сказал бы ей, случайно встретив. Повинился бы, что не был рядом? Пообещал бы наказать насильников?
— Как это все глупо! — несколько раз прошептал он себе. — Последний день ведь. Завтра должны были обратно плыть, — и на тебе!
Обхватив голову обеими руками он едва не расплакался от бессилия что‑то изменить и, наверное, все таки бы пустил пару слез, если бы не услышал отчетливый хруст ветки, сломанной чьим‑то сапогом.
— Вот вы где устроились, — голос Мони, злой и сухой, Рогозин узнал бы из тысячи. — Я уже замаялся идти. Есть чего пожрать?
Он стоял на краю поляны, под раскидистой елочной лапой. Левый рукав его был красным от крови, рука кое‑как перетянута выше локтя импровизированным жгутом — распущенной на полосы майки. На голове во все стороны торчали зацементированные пылью волосы, лицо распухло от укусов мошки, под обоими глазами наливались цветом синяки. Его покачивало, от него несло блевотиной, густой запах прорывался даже сквозь дым.
Поначалу Рогозин решил, что переволновался и видит перед собой фантом, приведение, или восставшего из мертвых зомби, ведь он видел, как группу Доцента расстреливали из четырех стволов — в той буре свинца выжить было бы невозможно! Но Моня стоял сейчас перед ним и тяжело дышал!
— Сука, — сказал проснувшийся Юрик. — Довыеживался, скотина?
— Давай потом, а? — сморщился Моня. — Дай пожрать чего‑нибудь, и я готов полчаса послушать твои дикарские нравоучения.
Неожиданно для самого себя Виктор подскочил с места, и едва не с разбега заехал Моне в морду с правой, хотел добавить с левой, но, хоть первый удар и вышел не ловким, ослабевшему Моне хватило и его — он шлепнулся оземь, а левый кулак Рогозина провалился в пустоту.
— Тварь, — Рогозин словно забыл, что лежащий перед ним человек ранен, он принялся бить его по ребрам ногами. Моня извивался, но молчал. А из глаз Виктора сами собой брызнули слезы. Он бил ногами беспомощного Моню и выкрикивал: — Из‑за тебя все, гнида! Доцента убили, Арни, Андреевну, аспиранта! Это тебе за Гочу! Это тебе, тварь, за Юркин палец!
— Оставь его, — незаметно подошедший якут потянул Рогозина за плечо и ловко увернулся от толчка. — Тихо, паря, успокойся, — он обхватил бесящегося Рогозина обеими руками и стал валить на землю. — Нет его вины ни в чем. Улу нашел бы способ… Нашел бы. Был бы не Моня, а я. Или ты. Савельев виноват, он это все придумал. Савельев!
Виктор не хотел соглашаться, брыкался, рычал, но у Юрика оказались неожиданно сильные руки — он не выпускал из них Рогозина как тот ни вырывался.
