— Они нас сожрут, — жаловался иногда Рогозин, тысячу раз проклявший себя за забывчивость и торопливость.
— Не сожрут, — пыхал табачным дымом якут и не останавливался ни на секунду. — Потерпи. На привале хвою разожжем. Может быть, рыбу поймаем. Если жир будет — намажемся.
— Когда уже будет этот привал? — ныл в ответ Рогозин и шлепал себя руками по щекам, избавляя мир от очередного кровососа.
Но наконец Юрик решил, что пора привала настала.
— А что мы в селе скажем? — спросил Рогозин как только якут остановился на небольшой продолговатой поляне.
Юрик посмотрел на него как на деревенского дурачка: жалостливо, снисходительно, и, усевшись на упавшее дерево, проворчал:
— Ну и рожа у тебя, Шарапов! Ты сначала доберись до села, паря. Прыткий какой. Ты думаешь, Улу позволит тебе?
Виктор об этом не думал. И больше чем виртуального Улу Тойона он боялся насквозь реальных лысых громил, одного из которых они наверняка убили.
— Юрик убил, если быть справедливым, но достанется за это обоим — безо всякой справедливости, — думал про себя Рогозин. — И в этом есть справедливость. Ведь если мы были вместе, но решать за себя я доверил этому аборигену, то и виноват в убийстве точно так же, как если бы совершил его сам.
Такая логика показалась ему приемлемой.
А Юрик достал из рюкзака фляжку с пойлом, сделал два глотка между затяжками.
— Ты, Витька, давай, дрова собирай иди. И хвои побольше принеси — для дыма. А я попробую рыбу поймать.
— Где? — Рогозин завертел распухшей головой и почти сразу увидел голубую гладь озера неподалеку — за елками. — А эти, «рыбаки», нашего костра не увидят?
Якут пожал плечами:
— Наплевать, паря, очень. Еще раз говорю тебе, глупый белый человек: не бандитов тебе нужно бояться. А Улу дыма не видит. Он только людей видит. Вернее наши души и нашу боль. Иди за дровами.
Через два часа у весело трещавшего и отчаянно дымившего костра Юрик безмятежно спал, а намазанный рыбьим жиром Рогозин, припоминая события одного лишь дня, качал головой, не очень понимая, что судьбе понадобилось от него, когда она решила его забросить в самую гущу этих кровавых событий.
Самому Виктору не спалось, едва он закрывал глаза, как начинало чудиться всякое: то казалось, что подкрадывается Петр, измазанный кровью и с чудовищной пушкой в руках, то мнился некто дышащий огнем, шестиногий и восьмирукий, вырывающийся из ада, то представлялся рокот далекого вертолета с ментами, разыскивающий двух убийц — якута и Рогозина. В общем, сон не шел.
