Она заглянула к Петру. Спит, лоб в испарине, тёмные волосы намокли. Скоро надо будет переодевать.
– Дрова в камине занялись сразу все, горели красиво. Мария почувствовала, что она, оказывается, озябла. Подтащила поближе к огню креслице и села с ногами, как любила сиживать дома у печки перед открытой заслонкой. Только в печке огню узко, тесно, а тут – как костёр в поле. Сверху над камином стояли фигурки дам и кавалеров, одни просто стояли, другие будто танцевали, а одна парочка – в обнимку. Жаль, что не Саша с донесением в этот раз прибыл. Этот фарфоровый кавалер на полке одной рукой её за руку держит, а другой – за стан обнял, а ртом к её щеке прижался, а она даже глаза закрыла… У Саши надо ртом усы, щекотят… Она обняла свои колени, прижалась к ним грудью…
Скрип половиц выдернул её из блуждания в сладких видениях. Вскочила. У дверей топтался пан Вацлав.
– Пусть панна княжна простит меня…
– Господи, как вы меня напугали!
Пан прижал руку к сердцу.
– О, я не хотел. Меня прислала панна Нина. У нас там в фанты играют. Зачем прекрасная панна Мария скучает здесь, когда столько человек хотят её видеть? Польской шляхте за стыд будет…
Говоря, он обежал глазами комнату, взглянул в открытую дверь царской спальни. Мария так и стояла, как встала с кресел, когда он, углядев, что никого больше нет в покоях, с бряком упал на одно колено и, мешая русские слова с польскими, стал говорить о волнении своего сердца, о её красоте. Мария не двигалась и молчала, то ли от неожиданности, то ли не зная на что решиться. И он, приняв её молчание за благосклонность, встал и попытался принять позу фарфорового кавалера из парочки на камине. Тут к ней дар речи вернулся. Правда, много говорить она не стала, а только, увернувшись от его объятий, сказала негромко:
– Подите вон, сударь.
Пан удивился. Похоже, он был уверен в успешном исходе своего предприятия.
– Идите же!
Пан Вацлав стоял набычившись, большие кулаки сжались и втянулись в манжеты, плечи поднялись.
– Мне денщика нужно. Сыщите царского денщика и велите скорей придти, мне с государём одной не совладать, – она сказала это громко и настойчиво.
Пан вышел, наконец, из оцепенения и из комнаты.
Пока Мария проверяла царское благополучие и отирала ему вспотевшее чело, подоспели разом и оба царских денщика, и Макаров, и Варенька с Глашей. Все вместе ловко переодели царя в сухое – он и не проснулся. Глаша, собирая грязное в узел, посетовала:
– Надо же как льёт с него – за малое время вторую смену промочил.
