– Что ж, значит, я, чей род так древен, что его начало к праотцам, чьи мужчины отважны, женщины целомудренны, должна буду говорить этой потаскухе «ваше величество» и целовать руку?
Нина долго говорила в этом духе. Было удивительно, что она, невинная девица, оказывается, знает такие слова, какие до её ушей никогда бы не должны и долетать.
Варенька ей поддакивала, хоть и уступала в цветистости выражений. Её более всего смущало, что брак-то ведь всё равно незаконный. Первая жена царя, Евдокия Лопухина, ещё жива, значит никак нельзя ему снова венчаться. Да и сделали венчанье в домовой церкви, а не в Успенском соборе, как царю положено, и обряд вершит преображенский духовник, а не патриарх. Так, может, и не настоящая это свадьба, а так?
– Хотя, конечно, – вздыхала она, – царям закон не писан, они сами себе закон. Вон Иван Грозный, сколько раз жён переменял.
Мария молчала. У неё всё перемешалось в голове. Вроде бы и согласна она была с тем, что такая царица – поношение государеву достоинству, но ей неодолимо нравилась сама Катерина. При взгляде на эту молодую приветливую женщину не верилось, что с ней может быть связано что-либо недостойное.
В церкви церемония была недолгой – ещё бы, даже хора церковного не позвали, даже батюшке никто не прислуживал. И вскорости боярышни с царицей Марфой, вдовой царя Фёдора, и с царевнами Иоанновными, встречали «молодых».
Из церкви вышли всего шесть человек – свадьба называется! – изо всех только у Петра было праздничное настроение. Катерина выглядела смущённой и не поднимала глаз, царица Прасковья с поджатыми губами всем своим видом выражала протест, на отца Ювеналия даже смотреть больно было, так он смущался и суетился. Только царевна Наталья была спокойной, она давно уже приняла брата со всей его своеобычностью и его интересы почитала своими.
Она и за столом первой закричала «горько», а потом сама крепко расцеловала Катерину в обе щёки. Застолье было совсем маленьким – только домочадцы. Пётр сказал, что после похода пир как следует, настоящий устроит.
Он сидел в расстёгнутом преображенском мундире, то обнимал свою новоиспечённую супругу, то ласкал сидевших рядом их общих с Катериной дочек. Ни дать ни взять любящий отец семейства.
Марию несказанно удивляло то, как спокойно он глядел на неё, будто не было меж ними никакой стыдной ссоры, никакой недоговорённости. Мария же сидела, как на иголках, и как только стало возможно, потянула подруг из-за стола под тем предлогом, что вечером бал, и им приготовиться надо.
