На меня смотрят как на идиота и говорят, что это людоеды Пита Хирурга. Пусть они перегрызут друг друга, а заодно и своих хозяев. Да и вообще это только разминка.
Тем временем в вольер, огороженный высокой решеткой, заходит рыжий коротышка и объявляет следующий бой. Я не верю своим ушам. Человек против собаки. Победитель получает всю выручку от сегодняшних ставок. Условие – он должен быть раздетым, из оружия – небольшая деревянная палка.
Семья рядом со мной оживленно обсуждает это предложение.
Молодая женщина в коротком топе толкает высокого мужчину под локоть и громким шепотом напутствует:
– Давай, Томми, ты ее порвешь как тряпку. Подумаешь, пара царапин. Зато завтра купим Сэму велик. Он давно хотел.
Сэм, восьмилетний карапуз, вытирает с лица капли собачьей крови, дергает отца за рукав с другой стороны:
– Папа, задай этому крокодилу! Я велик хочу!
После этих слов рука Томми неуверенно ползет вверх. Других желающих не находится, и его втаскивают на арену, усыпанную свежими опилками, сквозь которые местами проступают алые пятна. Томми стыдливо раздевается. По его фигуре заметно, что ни в спортзале, ни в солярии он завсегдатаем не был. Мне становится не по себе.
Я выхожу из толпы, которая приветствует бойца оптимистическими выкриками:
– Глиста!
– Ты бы сначала на мышах потренировался!
У стойки я заказываю пива. Внезапно рядом раздается телефонный звонок.
Бармен берет трубку, слушает, важно кивает и спрашивает меня:
– Вы случайно не видели в толпе господина Тони Тернера?
– Нет, не видел. Тони Тернер – это я.
В трубке слышен шум. Я едва разбираю слова. Звонит Вилли. Голос моего друга звучит взволнованно. Он говорит из будки таксофона. Хочет предупредить, что меня предали, причем тот человек, от кого я меньше всего могу этого ожидать. Мне готовят удар в спину, а за ним сейчас следят. Я спрашиваю, где он. Лаки называет угол Стейт и Парадайз-стрит. Говорит, будет ждать в кабинке, так безопаснее.
Я бросаю трубку, иду к выходу и уже у двери слышу истерический женский крик:
– Томми, сукин ты сын, вставай! Не дай ей перегрызть тебе глотку!
Я выхожу в ночь. Слова Вилли не дают мне покоя. Имя он не назвал. Кто меня может предать? За что? Я весь открыт как на ладони.
Может, шериф не так меня понял? Или, несмотря на свои уверения, он продолжает плести интриги, чтобы обвинить меня и засадить пожизненно? Действительно, незачем вести переговоры и пытаться обуздать преступность, если можно просто назначить виновного. С него станется.
