Мысли Марченко куда-то уплыли. Он держал стакан и смотрел на полыхающие угольки. Затем сделал большой глоток коньяка в надежде заглушить чувство тревоги. Донесения агентов КГБ и телеграммы со всех концов России, лежавшие у него на столе, обрисовывали безрадостную картину. В них говорилось об угрозе восстаний, военных бунтов в масштабах непостижимых.
— Но с самой Сашей все в порядке? — спросил он Таню, спохватившись.
— Да, так же и с нашей внучкой.
Марченко понимал, что, как и любая русская мать, Таня просто раскудахталась вокруг дочки. Из-за этого зимнего одиночества в Архангельском она, должно быть, много раз читала и перечитывала письмо Саши.
— Я думала, Виктор Петрович. Мы должны…
Резкое дребезжание телефонного звонка прервало Таню. Это мог быть только Зорин. Таня поднялась было, но Марченко, как инспектор уличного движения, поднял руку и покачал головой. Жена застыла в неловкой позе, аппарат продолжал трезвонить. Помедлив, она снова села в украинское кресло-качалку с высокой спинкой и уставилась на дотлевающие угли.
Звонки не прекращались, но оба не двигались. Марченко глянул из бокового окна на перины снега, сверкавшего в свете полной луны. Он увидел лисицу, перебегавшую поляну в поисках добычи. Затем услышал веселый лай щенков где-то в темном бору Архангельского.
— Поляков принадлежит мне, а не Зорину, — пробормотал Марченко, допив остатки коньяка.
Телефон наконец замолчал.
Генерала охватил страх. Этот пароксизм опасности появился только сейчас из-за того, что мог обнаружить Зорин. Марченко всегда был уверен: секреты Архангельского — это его и только его секреты. Но теперь из-за постоянных попыток опорочить Виктора Петровича действия Зорина вызвали первые тревожные сомнения.
За ночь телефон звонил раз шесть или семь. Марченко не брал трубку, решив, что если Зорин поведет себя вызывающе, он сошлется на обычные технические неполадки сельской связи, особенно частые зимой. Утром он сообразил: чушь собачья, при чем тут село и зима, связь-то была не просто столичная, а и специальная. Опять сделалось страшно.
Но понял он и то, что и Зорин запаниковал. Прочность позиции заместителя Председателя и его надменное поведение определялось в значительной мере теми, кто находился выше него, подобно прежнему Председателю КГБ Владимиру Крючкову. Теперь почти все эти закадычные друзья и покровители либо уволены в отставку, либо находятся в тюрьме после августовского путча против Горбачева. Пройдя положенные проверки, Зорин чувствовал себя во все нарастающей изоляции и ощущал шаткость своего положения.
