Чтобы заплакать от счастья
при виде сиреневого куста,
Хватило бы зимней ночи одной, а было их больше ста.
И когда сирень перевешивается
через дедовский палисад,
То к счастью всегда примешивается
страшнейшая из досад:
А вдруг ни этого сада, ни нежности, ни стыда
На самом деле не надо, а надо, чтоб как тогда —
Когда без всякой сирени, свирели и вешних вод
По норам своим сидели и думали: «вот-вот-вот»?
Ведь тесную эту норку, погреб или чердак
Так просто принять за норму, когда она долго так.
Цветение длится месяц, одиннадцать длится страх.
В набор любых околесиц поверишь в таких местах.
Чтобы заплакать от счастья при виде тебя,
какая ты есть,
Хватило бы тысячи прочих лиц, а их —
миллиардов шесть.
И когда окно занавешивается
и другие мне не видны —
То к счастью всегда примешивается
тоска и чувство вины,
Как будто при виде райского кубка
мне кто-то крикнул: «Не пей!»
Ты скажешь, что это острей, голубка,
а я считаю – тупей.
