— Служка, девушка-служанка. И ещё работник Сёта. Это он подметал сад, когда вы пришли. Его все называют здесь просто «Сё-дурак». В его обязанности входит пять раз в день звонить в колокол: на рассвете, в восемь часов утра, в полдень, при заходе солнца и вечером, в десять…
— А где же настоятель? — поинтересовался Гинноскэ.
— Он в отъезде.
Усимацу рассказал гостям всё, что он узнал о жизни в храме, и под конец заметил, что здесь, оказывается, живёт дочь старого Кэйносина — Осио.
— Дочь Кадзамы-сана? — удивился Бумпэй. — Какая же? Неужели та, которая недавно была у нас на вечере бывших воспитанников школы?
— Наверное, она. Да, да, правильно! Я припоминаю, — сказал Усимацу. — Она окончила школу за год до моего приезда. Не так ли, Цутия-кун?
— Совершенно верно.
В тот воскресный день на кухне храма Рэнгэдзи готовились поминальные блюда по случаю тридцать третьей годовщины со дня смерти прежнего настоятеля. Пришла помогать даже жена молодого бонзы. По обычаю, в этот день читались сутры[8] и подносились угощения духу покойного и всем живущим под крышей храма. Аппетитный запах варёного риса с каштанами заполнил помещение храма. Когда все приготовления на кухне были закончены, жена настоятеля поднялась в мезонин. В представлении этой словоохотливой женщины и Усимацу, и Гинноскэ, и Бумпэй были ещё детьми. Хотя окусама считала себя отсталой, но она хорошо разбиралась в спорах образованной молодёжи и вообще знала много кое-чего другого. Особенно любила она рассуждать о вере и обрядах. Вот и теперь она стала рассказывать, как отмечают в народе эту годовщину — 27 декабря. Оказывается, существует такой обычай: в этот зимний день все прихожане, мужчины и женщины, после захода солнца собираются перед изображением Будды и слушают проповедь, потом чтение сутр и жития, а в двенадцать часов все приступают к ужину.
По привычке, окусама чуть ли не после каждой фразы шептала про себя: «Наму амида Буцу…»
Поговорив об обычаях, жена настоятеля поинтересовалась, почему Кэйносин ушёл со службы. По словам окусамы, муж её проявлял большую заботу о старом учителе. «Когда ты бросишь пить?» — частенько корил его настоятель. Кэйносин каялся и обещал впредь этого не делать, но потом опять потихоньку принимался за старое. Хотя он и понимает, как это плохо, но не может совладать с собой. Это у него болезнь. А теперь ему так стыдно, что он не решается переступить порог храма. Сколько бедная Осио выплакала слёз из-за своего несчастного отца!
