Однако тех, кого мы упомянули, нельзя было назвать постоянными обитателями сарая, они приходили и уходили, когда им вздумается, и в равной мере делили свое существование между сараем и внешним миром; им и не дано было знать все то, что знали исконные обитатели, составлявшие единое целое с полумраком и тишиною, и — подобно тому, как не бывает приюта без сирот, — без них сарай не был бы Сараем.
А уж им-то было доподлинно известно, сколько жизни и сказочной красоты таится в задумчивом колыхании теней и чуть слышном вздохе тишины.
Знали об этом отслужившие свой век сани, прислоненные к стене, чтобы не прогнили полозья; знали ржавый плуг, борона с обломанными зубьями, драный кузов, обливной кувшин, треснутый горшок, сломанная коса, сношенный сапог, таз с выбитым дном, щербатый топор, дырявая тыква-цедилка для вина, бочка с лопнувшим обручем, серп без ручки… и еще многие другие пришедшие в негодность предметы. Человек не стал выбрасывать их, ведь эти старые, верные слуги являлись частицей его жизни, а при случае еще можно было извлечь из хлама ту или иную вещь и починить-подправить ею те, что нынче служили человеку верой и правдой и лишь дожидались своего часа, когда им будет суждено тоже очутиться в сарае.
Но лучше всех знала об этом старая телега; лишенная оглобли и одного колеса, она все равно занимала первое место в этом мирном царстве тишины и старости. И наконец — судя по всему — знала и Ката, старая курица-несушка, которая как-то ранней весной забрела среди дня в сарай, огляделась по сторонам, подслеповато всматриваясь в полумрак, встала у телеги и принялась чистить перья, будто во дворе не могла заняться этим делом. Затем, вытянув шею, она прикинула расстояние и тяжело взлетела на заднюю решетку телеги.
Обитатели сарая, потревоженные шумом, замерли, и тишина стала еще более ощутимой.
— Кто ее сюда звал? — чуть слышно зевнул воздух.
Ката поправила перья, чтобы оттянуть время, — и в самом деле, нельзя же просто так явиться незваной! — затем опять огляделась по сторонам.
— Давненько я тут не бывала, — поморгала она глазами и вытянула шею, чтобы речь ее была остальным понятнее. — Зима тянулась долго, снег не разгребали… И кто только ее любит, эту зиму?
Ни шороха, ни звука в ответ.
Полумрак, безмолвие, тягучее, сонное оцепенение окутывали сарай так мягко и покойно, что нарушать их никому не хотелось. Покудахчет да уйдет, — думали обитатели сарая.
— А никто и не любит… — ответила курица сама себе. — Ветер задувает под перья, вода в поилке промерзает до дна, кукурузы дают мало, зато снега бывает много, очень много…
