.
Несколько капель дождя упали в костер, и угли отозвались шипением. Небосвод померк, сделавшись черным, как стены каньона.
– Черт! – выругался Бедекер. – Плакала моя ночевка под открытым небом.
* * *
Лежа в тесной палатке, он думал про развод, чего в принципе старался не делать – слишком расплывчатыми и болезненными были воспоминания, как те два месяца в госпитале после крушения «F-104» в шестьдесят втором. Бедекер повернулся на другой бок, жесткая земля нестерпимо колола даже через мешок и подстилку. Рядом храпел Томми-младший, распространяя амбре «травки» и перегара. Снаружи по полотнищу забарабанил дождь. Неподалеку бурлила узкая, не больше ручья, речка Симаррон.
Официально развод состоялся в августе восемьдесят шестого, за две недели до двадцативосьмилетнего юбилея их свадьбы. Бедекер прилетел в Бостон на день раньше, вознамерившись погостить у Карла Бамбри, но забыл, что его с Карлом дружба уступает дружбе их жен. Пришлось ночевать в гостинице «Холидей инн» в Кембридже.
За два часа до суда Бедекер нарядился в свой лучший летний костюм-тройку, который Джоан обожала и два года назад самолично помогала выбирать. Внезапно Бедекера осенило, в чем явится Джоан. Едва ли она купит новое платье по такому случаю – куда его потом носить. Любимое белое платье и строгий зеленый костюм отметаются. Значит, остается сиреневое – достаточно легкое, но официальное, а Бедекер ненавидел сиреневый.
Он быстро переоделся в шорты, синюю футболку и теннисные туфли. Нацепил напульсник с застарелыми пятнами пота и швырнул на заднее сиденье ракетку и упаковку теннисных мячей. Усевшись за руль, позвонил Карлу и договорился на игру в его клубе в половине пятого, сразу после заседания суда.
Джоан пришла в сиреневом платье. Бедекер перекинулся с ней парой слов до и после довольно короткого процесса, но разговор мгновенно выветрился из памяти. Чего не скажешь об игре – Карл выиграл все три сета со счетом 6–0, 6–3, 6–4. Причем каждая партия запомнилась в подробностях. После матча Бедекер принял душ, переоделся, побросал пожитки в старую летную сумку и отправился на север, в Мэн.
В полном одиночестве побывал на острове Монхиган, куда поехал – как сам потом догадался – лишь потому, что об этом всегда мечтала Джоан. Задолго до переезда в Бостон, даже еще раньше, в хьюстонской жаре, Джоан лелеяла мысль пожить на уединенном островке у побережья Мэна. Так они туда и не выбрались.
Особенно Бедекеру запомнилось возвращение с часовой лодочной прогулки на «Лауре Б». В двух милях от берега суденышко вошло в полосу тумана, вода оседала каплями на обводах и тросах. Все разговоры на борту стихли; даже малышня на корме забросила игры. Последние десять минут пути проделали в полной тишине. Проплыли мимо потрескавшихся бетонных плит-волнорезов и завернули в гавань. Крытые серой черепицей дома и мокрый причал то появлялись, то исчезали в капризном тумане. Над головой парили чайки, ныряя в кильватер и разрывая тишину пронзительными криками. Одиноко стоя у левого борта, Бедекер заметил на пристани людей, которых поначалу принял за изваяния – настолько застывшей была их поза. Лишь когда туман рассеялся, глаз различил яркие спортивные рубашки, панамы и даже марки фотоаппаратов, висевших на шее у «статуй».
