Они закурили внизу, под Веней, метрах в трех от навеса.
— Нехорошо получается, Соломатин ругался на графике. Говорит, до каких пор в порту будут разгуливать подозрительные лица. Неудобно, мне на вид поставил.
— Теперь мы знаем, до каких, до… трех часов ночи, — все веселился молодой.
— Ничего, много не нагуляет. Все кранты ему перекрыты… Мне бы, конечно, самому надо, по разным причинам. Да и в лицо его знаю, мне легче.
Когда он сказал «кранты перекрыты», Веня сразу признал в нем Лешку Кранта, с которым работал на «Мезени».
— Откуда знаете-то? — полюбопытствовал молодой.
— Да так, довелось пересекнуться, лет десять назад.
— Что же вы тогда его не взяли?
— А ну кончай болтать! — осерчал вдруг Лешка. — Лезь на бочки, посмотри. Здесь где-то, больше ему некуда деться.
«Должно быть, все еще простить не может, что я ему тогда пендаля дал», — подумал Веня и пополз на другой, конец, оглядываясь назад.
Над краем бочек показалась голова, обрубленная, словно без туловища.
— Ну, что там? — кричал снизу Лешка.
Голова скрылась. Веня прислушался. Было тихо.
«Не разглядел, наверно», — подумал он и, поднявшись, быстро пробежал вперед. Он уже собирался было спрыгнуть, когда увидел выходящего сбоку Лешку.
Отступать было некуда. Справа стеллаж примыкал к длинному ряду холодильников; сзади, осторожно ступая на ободья, шел молодой.
— Отбегался, гражданин Егоров, — сказал Лешка, ожидая, когда он спустится.
— Что же ты, Леша, так всю жизнь и едешь на чужом горбу? Залезай сам, порастряси брюхо, — сказал Веня.
То, что поймает его Лешка Крант, казалось Вене особенно обидным.
— О таких, как ты, руки марать не хочется, — важно произнес Лешка.
— А, руки марать… — сказал Веня и спрыгнул, чуть не по щиколотку увязнув в жидкой грязи.
— Давай, давай, греби на выход, — поторапливал его Крант, не решаясь войти в лужу.
— На, бери меня, — сказал Веня и пошел Лешке в руки.
И уже выходя из лужи, загреб сапогом побольше грязи и окатил ею Лешку с ног до головы.
— Ах ты, стерва! — взвизгнул Крант.
Веня отпрыгнул в сторону и побежал.
Ледяной ветер сек лицо. Поблекли и смазались фонари. В свисте ветра за спиной слышался топот ног, крики, словно преследователей стало больше. Казалось, натужный хрип его глотки растревожил притихший порт, и все эти кимарящие, дремлющие, спящие его обитатели сорвались со своих мест. Обиженные, негодующие, что он оторвал их от лежанок и нагретых чайников, они несутся за ним с гиканьем и свистом, чтобы скрутить его, обезвредить, заломать.
