– Ты Витек, вот что, позови-ка Машу к нам.
А зачем Мари? Столько времени прошло, а она так и не явилась посмотреть на спасительницу своего отца. Хотя Фиса что-то там говорила о ней, но мне все равно, королевы и короли, это не про меня, принцессы тоже.
Я так и лежала весь день, никак не реагировала на попытки поговорить о жизни Фисы, сразу отворачивалась на другой бок. Вито как ушел за Мари, так и не появлялся. От обеда я тоже отказалась.
Смерти как таковой я не боялась, после Пустоты мне уже было не страшно умереть. Обида непонятно на что, именно обида поселилась в моей душе. Слез не было, да и по жизни я плакала очень редко, даже на фильмы не очень реагировала, а в своих обидах только замирала внутри, чем очень сильно раздражала бывшего мужа, который только ехидно повторял, что я не женщина совсем, статуя каменная. И этот крик Амира, такой неожиданно эмоциональный, что-то всколыхнул в моей душе, хоть и нет никакой надежды, но мне показалось, что дальнейший разговор может, а что может? Будь честна хоть перед собой, ты просто хотела его видеть, смотреть в эти глаза, просто чувствовать его рядом с собой. Это не любовь, это противостояние мужчине, которому из-за тебя плохо, так будет правильнее. Вот на самом деле чего я хочу, видеть страдание мужчины, ему отомстить за свои прошлые обиды, которые причинил другой мужчина. Я вдруг поняла, что смогу, на самом деле смогу в своей обиде за прошлую боль сыграть массу ролей, высчитать все болевые точки этого гиганта и бить по ним ежеминутно. Особенно зная, что любым своим поступком причиняю ему боль. И даже то, что я погладила его по голове, говорит как раз об этом: приласкать и, когда он расслабится, ударить во всю свою просчитанную силу. Какая может быть любовь? Только мысль, успеть бы причинить как можно больше боли до того, как он меня убьет.
– Что-то ты милочка надумала не то.
Фиса стояла рядом со мной и вдруг очень жестко схватила за руку.
– Говори.
– Ничего не надумала.
Попытка освободить руку не удалась, и я просто отвернулась от нее. Ни с кем говорить не хочу и не буду. К елкам в моей душе добавились кактусы, большие кактусы из Мексики. Вспомнился какой-то фильм с перестрелками на фоне гигантских кактусов, вот такие и выросли, даже выше, чем елки. А иголки как мечи обоюдоострые.
Фиса отпустила мою руку, легонько погладила.
– Ты, Рина, подумай вот о чем, баба она завсегда выживает, мужик уже давно бы помер, он бы от одной мысли о такой боли уже на облаке летал, а ты выжила. Ирод этот, хоть и ирод, а понимает что-то, думает. Ты ему позволь себе помочь, любовь оно, конечно, … ему она нужна, может, сильнее, чем тебе. Вот и пусть душу свою мает, ему полезно, а ты позволь, яблонька, позволь ему мучиться.
