— Стой, не реви… — сжав ладонями Лушкины щеки, Вавила закинул ей голову и крепко-крепко поцеловал. Еще раз. Еще.
— Не забыл?.. Не бросил?.. Родной мой… — схватила Вавилу за руку и потащила его на дорогу. — Идем же скорее на прииск, я хоть тебя покормлю чем-нибудь.
Вавила удержал Лушку и, как Аграфена недавно, прикрыл ей ладошкой рот.
— Тише… Услышат… Иван Иванович где?
— Никто не знает. Пришел со степи, прилег отдохнуть, и больше его не видели. Наверно, арестовали, — ойкнув, потащила Вавилу подальше от дороги,
— Стой, — рассмеялся Вавила, — то домой, то в тайгу. — Посерьезнел. — Надо разузнать про Ивана Ивановича.
— Некому.
— Некому, — согласился Вавила. — А ты как живешь?
— Ничего.
Прибирая землянку, ведя постирушку, да часто и на работе, Лушка часами говорила с Вавилой. Забрасывала его вопросами. Наговориться с ним не могла — и о будущей жизни, и о делах на прииске. Сколько вопросов вызывали близкие роды. Все разом исчезло. Обняла за шею Вавилу, смотрела ему в глаза и слезы текли по щекам.
— Ты сколь пробудешь у нас?
— Вот только женюсь на тебе и уеду.
Слезы текли, а лицо озарилось улыбкой. И совсем девчонкой показалась Вавиле белокурая, голубоглазая Лушка с разводами слез на щеках.
— Шутишь, — опустила глаза на вздувшийся живот. — Куда же еще жениться?
— Поэтому именно. Какого отца ты сыну запишешь? Незаконный? А он у нас самый законный, что ни на есть. Ведь правда?
— Ага… — Холодом облилась. — Да как же жениться-то будем?
— Сейчас лошадей пригонят.
Только тут увидела Лушка, что рядом стоит Егор и зовет Аграфену, идущую с дядей Журой. Застыдилась и поцелуев Вавилы, и слез своих. Поздоровалась. Закраснелась. Но Аграфена тоже припала к груди Егора и заплакала точно так, как плакала Лушка.
Дядя Жура стоял в стороне и фыркал с досады:
— Ну, бабы — липучки. Как мухи на мед. Дайте мужику поздороваться. Здорово, Вавила. Жив, старина? Здорово, Егорша! Да поспешайте: путь-то далек.
Шли к поскотине быстро, вдоль края дороги, чтобы, если появится кто, разом скрыться в тайге.
«Как ворюги крадемся», — с горечью думала Аграфена.
Егор все допытывал:
— Поди, голодуете тут? Сарынь как? Петюшка? Не притесняет тебя управитель-то?
— Все хорошо, — неизменно отвечала Аграфена. — Жизнь, она, знашь, кака: когда на припасе, когда на квасе. Управитель бы съел, да рабочие не дают в обиду.
— Сила, видать, рабочие стали? — и утверждал, и удивлялся Егор.
— Не очень-то сила, но и не прежнее время.
У ворот поскотины стояли Кирюхин Гнедко, запряженный в ходок с коробком и Федорова Чалуха — в телегу. В коробке, обливаясь потом, сидела жена Кирюхи Катерина, в цветастой шали, в плисовой жакетке на вате, в ботинках с галошами. Увидя Лушку, всплеснула руками:
