«По твоей роже видать не менее, как сотни две, а то две с половиной, — прикидывает Устин, а вслух говорит безразлично:
— Откуда мне знать.
— Пять сотенных.
Тут Устин подскочил.
— Ну уж врёшь.
— Как перед богом. Вот они, — и, порывшись за пазухой, вынимает целую кипу денег. Запестрело в глазах Устина. Всем телом подался к рукам мужика. А тот хохочет и прячет деньги обратно за пазуху.
— Вот те пасека, вот и коняки. Сёдни сбруи новые покупаю, бабе обновки.
— М-м-м… дела, — сопит Устин. Зависть, обида наполняют его душу. «Скажи ты, как повезло человеку…»
А мужик вдруг вскакивает с табуретки и машет рукой.
— Господин Бельков! Пожалте к нам, не побрезгуйте. Половой! Тащи-ка стаканчик, да чайник тащи. Этот вроде остыл малость — и Устину на ухо — это тот покупатель и есть. Он денег мне отвалил.
Подошел сухощавый старик. На носу золотое пенсне. Лицо сморщенное, как брюква дряблая. Сел напротив Устина. А у того перед глазами кони вороные стоят, пасека: у омшаника, под черемухой груды янтарных пахучих сот и над ними, тучами, его, Устиновы, пчёлы.
Как это получилось, Устин плохо помнит, но как-то он сумел намекнуть, что тоже нашёл золото и выправил бумаги с орлом. Намекнул и замер. Бельков в ответ ни полслова. Пьёт чай. «Аль не понял? Аль ему приисков боле не надо?»— и Устин снова пытает счастье:
— Я бы того… Продал бумаги не то…
Бельков молчит, смотрит на Устина белесыми стариковскими глазами, словно хочет сказать: «Ну чего ты вяжешься со своими бумагами».
— И… не дорого бы взял, — напирает Устин.
— Мне, собственно, приисков больше не надо. Я накупил столько, что дай бог освоить.
— Уважьте Устина, — просит счастливый мужик.
— Уважьте, — повторяет Устин, — Век буду бога за вас молить.
— Нет, нет. Мне приисков больше не надо. Впрочем, если недорого, пожалуй, возьму. Хочешь триста рублей?
— Триста? — сопит, досадует. — Прибавьте, господин хороший. Ему небось пятьсот, а мне всего триста.
— Ишь ты, хитрюга. А говорил — возьму недорого… Ну бог с тобой. Так и быть, ему пятьсот и тебе — пятьсот. По рукам?
Устин размахнулся, чтобы ударить по ладони Белькова, но рука так и повисла в воздухе. «Прибавил… Тут, одначе, ещё можно торг держать…» — опустил руку…
— Прииск шибко хороший.
И если б упёрся Бельков, Устин ударил бы до рукам, но старик помялся, поёжился, поругался и добавил полсотни.
И опять у Устина сомненье: «Видать по всему прииск дорого стоит?» Снова задержал руку.
— Маловато вроде.
— Шестьсот.
Тут Устина пот прошиб. Никогда, даже в самую жаркую погоду, ведя борозду или кося литовкой перестоялую траву, ой так не потел, Портянки в броднях и те взмокли.
