— Как это говорят украинцы: «Був бы я царь, ее бы сало з салом и спал бы на мягком сене», — рассмеялся Козырев.
— Ни! Зовсим ни так, — буйно встряхивая головой, возразил Гаркуша. — Був бы я царь, ее бы галушки та вареники, запивал горилкой та валявся б на перине, як тот вельможа, що проспав усе царство небесне.
— И в грязных подворотничках ходил, — едко вставил Чалый.
— Каки таки пидворотнички у вельмож! — ничуть не смутился Гаркуша. — Це ж тильки нам бедолагам-солдатам придумалы це пидворотнички, а вельможи шарфами пуховыми шеи заматывали. Та не простыми, а лебяжьими, из-пид пуза белых либедив. О, це як!
Строгое, полное напыщенной серьезности лицо Гаркуши, его ставшие совсем наивными, желтоватые глаза и особенно смесь русского и украинского говора были так комичны, что только присутствие Козырева удерживало Алешу и Ашота от смеха. Даже все время суровый Чалый не выдержал взятого тона и улыбался не то укоризненно, не то одобряюще.
— Ну, ладно, пух так пух, лебяжий так лебяжий, — давясь от смеха, сказал Козырев. — Кончайте сборы и — на завтрак!
А Гаркуша, словно заряженный неисчислимым запасом острот, чудил, высмеивал и самого себя, и солдатскую службу, и все, что попадалось ему на глаза. Особенно развернулся он в помещении бывшего правления колхоза, наскоро приспособленного под батальонную столовую. Едва успел он присесть к сбитому из неструганых досок столу, как дружеский хохот уже завтракавших солдат потряс прокопченное здание.
Сидя рядом с Гаркушей, Алеша чувствовал на себе множество изучающих взглядов совсем незнакомых ему людей. Сквозь раскаты смеха до него доносились обрывки чьих-то разговоров:
— К пулеметчикам пополнение прибыло. Двое-то совсем молодятинка, а этот-то, этот, смотри, отчаюга! Видать, бывалый парень, огни и воды прошел…
— Ты что не ешь-то? — толкнув задумавшегося Алешу локтем, сказал Гаркуша. — Наедайся вдоволь. Знаешь, як выражався тот самый казак, що в запорожской сичи був самым що ни на есть смелым и сильным?
— Не знаешь! Ой, худы твои дела! Так вот слухай! Вин як очи продирав, так на усю округу гомонив: «Гей, кашевар, подать мени сюды котел каши, бочку браги, шматок сала, пив барана, целу гуску на закуску, ще куренка на прикуску, жбан горилки на утруску, та голушек на догрузку». О, це як! Настоящий був герой!
Взрыв дружного хохота смял последние слова Гаркуши. Среди солдат веселее и заразительнее всех смеялся смуглый парень с копной светлых вихрастых волос. Он поворачивался то к одному, то к другому соседу, что-то говорил им и, улыбаясь ярким, полнозубым ртом, утихал на мгновение, строго сдвинув жиденькие выцветшие брови над остреньким с едва заметной горбинкой носом и вновь заливался смехом, морща пухлощекое, с округлым подбородком лицо. Мимолетный взгляд его светлых, искрящихся радостью глаз часто останавливался на Алеше. Когда смех утих и многие, закончив завтрак, поднялись из-за стола, светловолосый парень подошел к Алеше и, все так же весело и просто улыбаясь, протянул ему тонкую руку.
