— Не надо, Федосья Антоновна! Зачем все это, — пытался остановить ее Чалый. — Полотенца у нас свои есть, и воды сами принесем…
— Что вы, что вы! — упорствовала Федосья. — Свои полотенца чистыми берегите, они вам пригодятся на войне, там постирать некому.
Утренняя прохлада, бодрящая свежесть зарядки и особенно ласковый, душевный говор Федосьи так всколыхнули Алешу, что он не мог стоять без дела. Не ожидая приказания Чалого, он собрал разостланную солому, березовым веником начисто подмел пол в избе и, разыскав топор, вышел рубить хворост.
— Давай, давай, — толкнул его в бок проходивший мимо Гаркуша. — Старайся, в ефрейторы выйдешь! Я сам докладать тэбэ буду: «Товарищ гвардии кирпатый ефрейтор, пидначальный ваш Потап Гаркуша готов сполнять уси ваши повеления!»
— Отстаньте! Что вам нужно! — рассердился Алеша и резко оттолкнул руку Гаркуши.
— Ну, ладно, ладно! Не пыли! Побереги свою ярость для хрицев, — вновь толкнув Алешу в бок, миролюбиво сказал Гаркуша и скрылся за дверью.
«И что за человек, — думал о нем Алеша. — Так и язвит всех подряд! А может, война его так озлобила? — вдруг вспыхнула у Алеши неожиданная мысль. — Он же говорит, два раза ранен был, в грудь навылет и в правую ногу выше колена. А может, и семья у него погибла».
Когда Алеша вошел в избу, Гаркуша в одной нижней рубашке сидел мрачный, злой и, яростно орудуя иглой, подшивал к гимнастерке чистый подворотничок. Над ним, то вскидывая, то опуская изломанные брови, стоял Чалый и начальнически строго повторял:
— И подворотнички чтоб чистые были, и пуговицы все на месте, и ни одной дырки на обмундировании.
Чалый отвернулся от Гаркуши и, взглянув на Алешины сапоги, отрывисто бросил:
— Вычистить, чтоб сверкали! Щетка и мазь вот там, около моего вещмешка:
— Бачилы? — когда Чалый вышел из хаты, кивнул Гаркуша Алеше и Ашоту. — Тоже мне начальство выискалось! Ну, будь бы сержант, а то ефрейторишка, такой же, як и я, солдат сермяжный. А командует!
Со злости он оборвал нитку, плюнул, яростно рванул неполностью пришитый подворотничок, схватил новую нитку и, никак не попадая в игольное ушко, еще озлобленнее продолжал:
— Ну, будь бы там моряк, або танкист, летчик, ну, артиллерист на крайность, а то ж пехота лаптежная, а задается тоже!
Возможно Гаркуша злобствовал бы еще не один час, но в избу вместе с Чалым вошел Козырев и, окинув всех ласковым взглядом добрых глаз, весело спросил:
— Как спалось, хлопцы, на новом месте?
— Як у той тещи, що зятька любимого принимает! — так же весело ответил вдруг переменившийся Гаркуша. — Еще бы нам вареников чугунок та кусок кабанчика килограммчиков на пять!
