В этом ракурсе положение Ламинки вырисовывалось тоже как нельзя хуже. Она провела жизнь с человеком, для которого мир ценностей был совершенно иным, чем для нас. Его время пришло, когда наш мир встал с ног на голову. Он с жадностью бросился навстречу этому времени, найдя в нем свои черты.
Но вот парадокс – именно изменившееся наше время поглотило, а затем выплюнуло его тело на дно московского канала.
8.
Я вошла в старый владикавказский дворик. Красавицы Розиты Токкати уже давно не было в живых, она умерла в расцвете лет. Как и дяди Андрика, и ириной мамы.
Все парадные выходы были отделаны богато. Только ниша, где жила Ламинка, оставалась без освещения пустым и темным проемом. Дверь была железная, выкрашенная в черный цвет, глухая, как стена. Мне стало не по себе – прошлое было словно брошено вовнутрь и наглухо заколочено.
Я позвонила в квартиру напротив.
– Ира? – спросил, на мгновение задумавшись, мужчина. – Ирочки здесь нет.
И неожиданно добавил:
– Да, жаль Ирочку, – но при этом, явно, не намереваясь ничего мне объяснить.
– Извините и спасибо, – ответила я и пошла назад через двор.
Калитка в воротах арочного проема не имела замка, а представить замок с набором на этой рухляди было еще нелепей. Я вышла и, завернув за угол, пошла мимо фасада.
Если бы ее муж не нарушил где-то чего-то, его бы не убили. В страшном сне нашей юности нам не мог привидеться такой конец человека, которого мы хорошо знали. Тогда мы презирали тех, кто не вписывался в круг нравственных законов жизни, просто презирали. Теперь за то, что не вписался в повороты крутой жизни, убивали. Если бы его не убили, Ира была бы здесь наверняка.
Если бы я не ушла от дружбы с Ламинкой, я бы видела, как тускнеют ее волосы, а характер все больше портится от страданий, которые приносил ей этот человек.
Как подтверждали в городе, она была измученной от вечной ревности своего мужа к женщинам, с которыми он изменял ей, рано постаревшей, с растолстевшей фигурой, плохой кожей лица, ломкими волосами, потерявшими цвет, с характером, ставшим отвратительно нудным и вечно брюзжащим.
Мне хотелось плакать от жалости и не только к Ламинке, но и к себе, потому что в отношении подруги юности все мои, пусть не идеалы, но надежды на жизнь, в некоторой степени заново, разлетались.
Самой деятельной среди нас была Судьба, которая распределила роли каждому из нас: Ирин муж, как мне сказали, был найден мертвым в канале где-то в центре России. Я вернулась в родной город, из которого Ламинка, потрясенная бедами, куда-то бежала.
