И только её мальчик решительно отказывался, боясь, что не хватит его крошечному брату, которому принадлежало это молоко по праву рождения.
Если кого-то из заложников и выпускали в туалет, те ухитрялись перехватить в кране глоток воды и, как птицы в клюве, принести другим, учителя приносили детям, дети – матерям и всем, кому могли.
Это было время самоотверженности, пик настал в тот момент, когда надо было бежать прочь от взорвавшегося зала, и старая учительница встала на колени, а её маленькие ученики взбирались ей на спину и выпрыгивали через окно. Она так и ушла в мир иной – не на коленях, просто не успев разогнуться, как рухнувший мост.
Первый взрыв выбросил Фатиму во двор, она опередила на мгновения остальных, но, оглушенная, одна во дворе, оттого, не понимая, куда следует бежать, побежала туда, где её ожидало препятствие из двух заборов. Перескочив через них, она оказалась среди гаражей.
Найдя убежище под прислоненным к одной стене большим фанерным листом, она проползла под ним и легла на живот.
Там она лежала все время, пока шла перестрелка, не поднимая головы и не переставая молиться Богу. Как показали отверстия от снарядов, подними она голову, была бы убита.
В какой-то миг затишья, услышав рядом родную речь, она закричала, её вытащили двое парней, отвели в безопасное место, к людям.
Когда стали снимать фильм о Беслане, её спросили, как она пережила захват заложников и что думает по этому поводу. Вечером режиссёр фильма стал монтировать отснятый материал и долго смотрел на неё в пленке, словно впервые видя.
Дело было не в том, что девушка красива и фотогенична, настоящая осетинская мадонна, которой рожать детей, а не корчиться от пожирающего огня. Он вдруг осознал, что это его судьба.
Вадим, сын православного священника, настоятеля храма в Пятигорске, увез её в Кавминводы, там состоялась их свадьба, потом они уехали к нему в Москву.
Сразу после трагедии немецкий журналист, писавший о Беслане, обратил внимание на некоторое обстоятельство и просил Фатиму повторить вместе с ним её путь спасения.
Оба они кое-как преодолели первый забор, а на второй забраться, не смотря ни на какие старания, не смогли.
Как она смогла перенести через две высоты своё тело, ослабленное за три дня от обездвиженности, обезвоживания и общего стресса, Фатима не знала, не помнила.
Но она понимала, что всю эту историю невозможно было принять в плоскости однолинейного события.
Она и сама считала, что начала свой путь, давший ей столь ужасный опыт, с того самого момента, когда захотела понять философию смерти.
