Кавказские новеллы | страница 163
Мы никогда столько не молились, как в те дни, город стал нерукотворным храмом, в котором молился каждый, даже неверующий. И нашим пастырем был сам Господь.
Но только за что он попустил это жертвоприношение, кому нужен был изощрённо кровавый спектакль, небывалый со времен царя Ирода, умерщвлявшего всех младенцев?
Каждый думал, как и почему могло такое случиться, хотя всего навиделись, но это было нечто невероятное.
Уже садилось солнце, когда уставший спецназовец сделал фотокамерой снимок школы, в который вошло небо над нею. Он увидел то, что отснял, и покрылся холодным потом.
На снимке в небесах был самый настоящий человеческий глаз, который смотрел на школу, на город, на всех нас…
Мы в тот вечер все одинаково думали, что картина, когда весь двор устлан телами застреленных, взорванных, полусожжённых и обугленных людских тел – это катастрофа всей страны, всего мира.
Никто в толпе не ожидал и даже не предполагал предательства, главным из которого было то, что вначале будут слишком долго выжидать, затем взявшие исход теракта в свои руки выдали городу людские потери в невообразимом количестве.
Никто не имел предвидения недалекого будущего, заполненного жалкими инсценировками судов, стараниями спасти карьеры, давлением на знавших больше, чем следовало, чем нужно было.
Никому бы тогда в голову не пришло, что вскоре этим можно будет кормиться стервятникам, которые будут ненасытно глотать большие куски от сострадательного мира. Вокруг города завьются тугие клубки неразгаданности – следствия, суды, комиссии, договоренности, невыверенные ДНК и прочие формы доведения всего до жесточайшего абсурда. И потерпевшие, хоть разбей свои головы, не сдвинутся с мёртвой точки понимания истинных причин происшедшего.
И, конечно, все, кто допустил, пропустил и не доведет до логического конца причин трагедии, скорее всего, получат повышение и заживут своей неправедной жизнью, кроме тех, кого определят крайними и дадут показательные отставки.
Многие семьи потеряны целиком, те, кто остались, искалечены навсегда, смертельно ранены в самое сердце.
Беслан так и останется бедным городишком неизживаемого горя с детским кладбищем в центре внимания.
Вечно цветущее живыми цветами кладбище с бесчисленными одинаковыми надгробиями красно-коричневого мрамора и фотографиями красивых и весёлых детей.
В начале сопереживающие гости входят в первую бесланскую школу, где в центре спортзала стоит высокий тонкий крест, цветы и свечи, а по всему периметру – лица, лица…