Двенадцать поленьев | страница 81
Окна стали для людей опасными. Пришлось их заложить кирпичами и мешками с песком.
Электричества в городе не стало.
Но не сидеть же в темноте!
Одну из чернильниц наполнили керосином. Выпустили наружу фитилёк, зажгли. Капелька огня, а всё ж таки видно, что руки делают!
Приветливого домика не стало. Его разрубили топором на щепки.
Дров нет, а надо согреться. Иначе не поработаешь...
Это было во время блокады Ленинграда.
На Советский Союз напали немецкие фашисты, и Ленинград стал фронтовым городом...
Почтальон Петрова наполнила сумку письмами.
Она спешила в госпиталь.
В госпитале, куда Петрова доставляет почту, умирал раненый солдат. Лекарства не помогали...
«И не помогут! — сказали доктора. — Если не будет письма от товарища, с которым этот солдат был в бою!»
Весь госпиталь знал подробности геройского боя. Два солдата отбивались в окопе от фашистов. За Родину стояли насмерть...
Один солдат очнулся только в госпитале.
А другой?
Другой пропал.
И теперь раненый в бреду и наяву требовал:
«Узнайте, где Ахмедов. Он мне жизнь спас! А сам... Ох, замучают фашисты Ахмедова, если в плен попал!»
Едва Петрова заходила с сумкой в госпиталь, как её окружали раненые, которые уже могли передвигаться.
Петрова уже раздала письма, газеты. Но раненые не расходились.
— Тётя Глаша, а Кулешу?.. Опять нет ничего?
— Ребятушки! — говорила Петрова. — Не разрывайте вы моё сердце на части. Сама понимаю беду...
И вдруг — весточка. Долгожданная! Сегодня в сумке у Петровой письмо.
Кулешу — от Ахмедова.
Заторопилась тётя Глаша в госпиталь — а тут воздушная тревога. Застучали зенитки. В небе заклубились дымки разрывов.
Сунься-ка на улицу, схватят — и в бомбоубежище. Да ещё накажут за нарушение правил.
Почтальоны, томясь, сидели с наполненными сумками.
Наконец в репродукторе щёлкнуло, и зычный голос объявил:
«Отбой воздушной тревоги! Отбой...»
Петрова первой бросилась к выходу, но пошатнулась и села на табурет.
Подружки-почтальоны — к ней.
А Глаша:
— Не пугайтесь, девушки, я здорова. Идите. Отдохну — и за вами.
Каждая, уходя, сняла с полки пакетик — свой дневной паёк хлеба.
Ломтик — два раза откусить. Это был для ленинградцев и завтрак, и обед, и ужин.
Но тётя Глаша и этого не съедала. Тайком от подруг клала пол-ломтика в другой пакет. Очень уж одна из девушек-почтальонов страдала от голода. Даже плакала.
Глаша считала себя крепкой, выносливой. Но, как видно, чересчур понадеялась на свои силы. Теперь и с табуретки не встать.