— И он это терпел? — тихо спросила Ника.
— Да, Никуша. Он не решался на развод из-за маленького сына. А когда понял, что не может больше существовать с женой под одной крышей, она сама его бросила… Отдыхала летом на курорте в Судаке и познакомилась там с отставным полковником. Женщина-то она, судя по фотографиям, была видная: черноглазая яркая брюнетка, лицо властное… Наверное, полковнику захотелось, чтобы кто-то им самим покомандовал. В общем, через пару месяцев после этого курортного романа она перебралась с сыном на Дальний Восток. С тех пор Борис жил один. А я с ним год назад познакомилась. Сначала мы просто дружили — очень много общих интересов оказалось. А потом… — Любовь Эмильевна запнулась, но тут же преодолела смущение. — Потом, Никуша, мы полюбили друг друга. И начали подумывать о совместном житье-бытье.
— И тут… он погиб? — взволнованно спросила Ника.
— Нет, Никуша, судьба нам еще много счастья подарила, — сквозь все еще стоявшие в глазах слезы улыбнулась Любовь Эмильевна. — Дело в другом… Внезапно объявился взрослый сын Бориса, Георгий, и всё тогда покатилось кувырком…
Ника машинально жевала, не сводя глаз со все еще красивого бабулиного лица. А Любовь Эмильевна всё говорила и говорила…
* * *
Сын Бориса хотел какое-то время пожить у родного отца. Он поссорился с отчимом, а мать, по словам Георгия, совсем его загрызла.
Вырос Георгий каким-то непутевым. Учился в университете, но был отчислен из-за постоянных прогулов. Потом стал работать где придется, но чаще сидел на шее отчима, доводя привыкшего к строгой дисциплине полковника до настоящей ярости.
Бабушкин друг — Борис Сергеевич Романов — понял, что новый муж его бывшей жены просто выгнал тунеядца-пасынка из дому, и, конечно же, приютил Георгия, надеясь, что вскоре сын встанет на ноги.
Через две недели Георгий сказал отцу:
— Слушай, батя, по-моему, для таких неумех, как я, здесь выгоднее всего шить меховые шапки. Начну с них, а потом на что-то и посолиднее смогу раскрутиться.
Борис Сергеевич намерений сына не одобрил. Он был поклонником французской актрисы Бриджит Бардо, активно защищавшей зверюшек от истребления на меховые шубы и шапки. Сам он всю жизнь носил вязаные шапочки, опровергая распространенный миф о невозможности пережить сибирскую зиму не прикрывая голову чьей-то теплой и пушистой шкуркой. Но несмотря на такие гринписовские убеждения Романов-старший не стал препятствовать сыну, понадеявшись, что вскоре он найдет что-нибудь «более достойное».
