Я в это время сидел рядом с Какаши на крыше самой высокой повозки и из пистолета отстреливал тех нападавших, что приближались к гражданским лицам или, наоборот, пытались убежать. Остальных разбойников сдерживала охрана каравана, в то время как к ним приближалось неминуемое правосудие в виде двух разъярённых генинов.
С нападавшими было покончено уже через пять минут. Живым не ушёл никто. Хината лично прикончила «купца», пытавшегося сдаться в плен и что-то лепечущего о награде за него живого в ближайшем магистрате. Какаши хотел было прекратить разбазаривание ценных источников дохода, но я остановил его всего лишь одной фразой:
- Им нужен опыт, а не деньги.
Судя по хмурому выражению его единственного глаза, Какаши понял, о каком опыте я говорил. Шиноби должен убивать. Убивать даже тех, кто молит о пощаде и упоминает о ждущих его голодных детях. А также, должен убивать самих детей, их родителей и всех прочих родственников до седьмого колена. Именно такие приказы они получали во время Третьей Войны. Да и про Вторую Войну ходили слухи ничуть не лучше. И чем раньше эти дети поймут, что за работу им уготовила судьба, тем проще им будет согласиться с жестокой реальностью.
- А тебе такой опыт не нужен? - Поинтересовался у меня Какаши, когда последний из бандитов превратился в куски кровавого мяса, что разлетались от удара Наруто не менее чем на десять метров.
- Моя тренировка с отцом включала и не такое.
Значительную часть своей жизни в Конохе за последние несколько лет я провёл «тренируясь у себя в поместье» или «на тренировках с отцом». Именно так я залегендировал своё отсутствие.
Сейчас же, сидя в центре пережившего нападение каравана, я размышлял о том, когда же ценность жизни человека для меня сравнялась со стоимостью очистки одежды от его потрохов. По всему выходило, что началось это ещё на Земле. Тогда я впервые осознал, что являюсь не телом, а сознанием - душой. И если душа существует, то уничтожение тела уже не выглядит настолько серьёзной проблемой. Ведь я довольно быстро нашёл сны тех людей, что помнили свои прошлые жизни.
А уже в этом мире я и вовсе перестал ценить физическую оболочку смертных. Не имея своего тела, я довольно быстро забыл о его ценности для простых людей. И, пожалуй, уже поздно было что-то менять. Ценность жизни человека определялась для меня ценностью его души. И слова «заглянуть ему в душу» были для меня не абстрактной фразой, а описанием вполне конкретного действия.
