Якимова угадывала смену настроений Халтурина.
Однажды Анна Васильевна попросила Степана проводить ее домой после заседания кружка. На улице было уже темно, когда они выбрались из душной каморки и двинулись к станции железной дороги, соединяющей Сормово с Нижним. В вагоне никого. Якимова была взволнована, несколько раз порывалась что-то сказать, но не решалась. Халтурин молчал, удивленно поглядывая на свою спутницу.
— Степан Николаевич, по-разному мы относимся к террору, и я не стану вас переубеждать, — наконец заговорила Анна Васильевна глухим от волнения голосом. — Но могу я надеяться на вашу помощь?
Сквозь оконное стекло вагона луна освещала бледное лицо Якимовой. Ее огромная русая коса немного растрепалась, серые, всегда такие ясные глаза смотрели на Степана с мольбой, сквозь грохот поезда слова ее были еле слышны.
— Конечно, если нужно помочь, то отчего же. А чем, к слову, могу я вам помочь?
Якимова больше не колебалась и, наклонившись к уху Халтурина, торопливо пояснила:
— Через Нижний должны везти на каторгу Брешко-Брешковскую. Наши решили ее освободить. В Нижний приехал Николай Морозов, но у него нет надежных людей. Помогите нам, Степан Николаевич.
Халтурин ответил не сразу. Принять участие в освобождении Брешко-Брешковской? Это плохо вязалось с той тактикой революционной пропаганды, которую избрал рабочий союз. Но, с другой стороны, Халтурин не мог не прийти на помощь товарищам, он всегда был готов помочь в освобождении узника, которого отправляют заживо в сибирскую каторжную могилу. Халтурин колебался недолго.
— Кто еще примет участие в освобождении Брешко-Брешковской?
— Николай Морозов, Ширяев, вы его знаете, это тот студент, что на паровозном кружок ведет, ну, и вы, если согласитесь. Меня Морозов не хочет, как он говорит, «впутывать», потому что я женщина. — Якимова была явно огорчена. Она не рассказала Халтурину, как долго и горячо доказывала Морозову необходимость ее участия в освобождении. Но Морозов был непреклонен.
На следующий день под вечер Халтурин пришел в гостиницу, где жил Морозов. Степан Николаевич впервые столкнулся с народником, чье имя уже успело обрести популярность среди террористов. Морозов встретил гостей как хлебосольный хозяин. На столе лежали сыр, масло, колбаса, кипел самовар.
Когда чаепитие кончилось, Морозов, в явном расчете на эффект, погасил свет, запер дверь номера на ключ и, отодвинув в сторону чайную посуду, выгрузил из чемодана кучу револьверов. В холодноватых отблесках луны оружие выглядело романтично. Якимова с восторгом перебирала его, Ширяев был зачарован. Только Халтурин оставался равнодушным. Свет больше не зажигали. Покончив с обзором «арсенала», Ширяев нарушил тишину:
