— Фу-ты ну-ты, мы-ста, вы-ста, надрать вихры, еще кто кому…
Приход интеллигентов прекратил споры. Наступила минута неловкого молчания. Шустрый газетчик, стараясь вывести всех из затруднения, с серьезным видом обратился к Плеханову:
— Вот не знаем, как нам быть, бастовать ли всем или становиться на работы.
Рабочие прыснули, послышались реплики:
— Да тебе что, Андроныч, на кой леший тебе становиться?
— Твое дело — взял под мышки газеты и знай выкрикивай: «Кому новых, свеженьких газет!»
— Хватит, дайте людям слово сказать, и так языки начесали, а надумать ничего и не надумали.
Плеханова не нужно было просить, он любил и умел выступать внезапно, экспромтом.
— Господа, даром ничего не дается. Поверьте мне, я хоть и не пророк, но не нужно быть и пророком, чтобы предсказать, что это ваше вполне законное желание — не давать себя в обиду — хозяева и правительство назовут бунтом. Но вы этим не смущайтесь: мы постараемся вывести ваше дело на свет божий, мы будем печатать о ходе вашей стачки в газетах. В крайнем случае, если понадобится, можно будет подать прошение, по-моему, лучше не государю, а наследнику, он, говорят, более расположен к простому человеку.
Плеханов разгорячился, рабочие слушали с напряженным вниманием. Заканчивая свою импровизацию, Георгий Валентинович вскочил на табуретку.
— Мне остается сказать вам еще только вот что: вы заметили, я все время говорил — мы да мы, а не я. Есть много, господа, людей, которые готовы работать и жертвовать своей жизнью для блага русского народа, для блага русского рабочего. А пока, господа, прощайте. Я вам сказал наш совет, ваше дело принять его или отвергнуть.
— Благодарим!
— Покорно благодарим!
Попов и Плеханов прямо из артельной квартиры поспешили оповестить землевольцев о предполагаемой стачке.
По дороге Попов заспорил, не соглашаясь с намерением Плеханова сразу превратить стачку в уличную демонстрацию под предлогом подачи прошения наследнику.
— Да пойми ты, Михаил, ведь стачка возникла стихийно, никто ее не готовил, значит так же стихийно она может и прекратиться, а мы используем ее как агитацию действием, если не бунтом, так демонстрацией.
Попов возражал.
На следующий день к вечеру Петр Анисимович Моисеенко рассказывал Халтурину:
— Я слыхал сегодня, как интеллигенты говорят, что стачка сама собой произошла. Ну, и пусть себе. А ведь какую работу мы провели там со шпульщиками и ткачами, прежде чем фабрика стала. Теперь, Степан, нужно требования конторе предъявить. Мы их тут набросали, посмотри.
