Революционная ситуация, сложившаяся в 1879–1881 годах, отличалась от того революционного кризиса, который имел место в России накануне отмены крепостного права. Не только обострение противоречий между многомиллионной массой крестьянства и классом дворян-помещиков определяло революционный накал в стране, в ходе революционной борьбы 1879–1881 годов возник новый, высший тип социальной войны — борьба русского пролетариата против капиталистической эксплуатации. Хотя пролетариат еще далеко не стал гегемоном общенародной борьбы с царизмом, а крестьянство не было его союзником, эти два потока социальных битв ставили Россию на порог революции.
Разгромленное царизмом крестьянское движение 60-х годов вновь обретало силу к концу 70-годов, и снова из деревни в деревню, от губернии к губернии поползли слухи о близком всеобщем переделе земли. Помещики в ужасе дрожали от этих слухов, а когда узнавали о бунтах, то среди них начиналась паника. А вести слетались со всех концов России; Тульская губерния, село Люторичи — бунт, подавлял батальон солдат; село Дербетовское Ставропольской губернии — бывшие государственные крестьяне отказались платить подати, побили кольями казаков, прибывших их «успокаивать»; уральские казаки отказались принять новое положение о воинской повинности — 2 500 казаков и членов их семейств перепороли и выслали; даже донцы, эта опора царизма, вдруг прекратили выплату земских сборов, прогнали землемеров. И в городах испуганный помещик не находит желанного покоя. В Петербурге, этом оплоте самодержавия, бастуют ткачи Новой бумагопрядильной фабрики, затем кожевники завода Курикова, в Москве, на бумагопрядильной братьев Третьяковых, стачка в Серпухове на фабрике Кожина, в Костроме на механическом заводе Шипова — стачки, и опять Петербург, Москва, Владимир, Нижний.
Правительство колеблется, его не столько страшат выстрелы народников, сколько возможность народной революции, в которой народники найдут свое место. Даже трусливые, буржуазные либералы подняли головы, их тоже трясет от страха перед призраком революции, и они робко советуют царю «преобразование государства по-буржуазному, реформистски, а не революционно, сохраняя по возможности и монархию и помещичье землевладение…»[3]. Они молят о «клочке конституции», припугивая правительство революцией, становясь в позу гладиаторов; «Дайте нам средства, и мы искореним социалистов много лучше, чем может это сделать правительство».
