Разумеется, при таких обстоятельствах я не мог «покончить» с бедной женщиной, это и ребенку понятно.
К тому же Элла была убеждена, что М. М. не курил. Это было ее непременным условием, когда они договаривались об аренде, потому что Элла была очень чувствительна к сигаретному дыму.
Я-то знал, что он курит, но во время нашего телефонного разговора он заверил меня, будто собирается бросить, и поставленное Эллой условие ему только поможет.
Когда мы как-то раз приходили к нему, запаха табака не чувствовалось, он аккуратно выполнял все свои обязательства и внушал доверие. Но все-таки курить он не бросил, а еще, по несчастливой случайности, стало очевидно, что он тогда здорово выпил.
Элла не переставая рыдала, я не знал, что делать, мне казалось, что теперь я в ответе за все происшедшее.
Симптомы, болеутоляющие таблетки. Конца края не видать этим бедствиям.
Кроме того, было неясно, потребуют ли, чтобы Элла заплатила за нанесенный ущерб, или нет — ведь дом был не застрахован. Не знаю, сколько звонков мне пришлось сделать, чтобы прояснить этот вопрос.
Тем временем Элла все плакала, и я, человек слабый, вынужден был играть роль «защитника», «помощника» и «скалы», хотя в глубине души совсем не хотел, чтобы Элла еще крепче ко мне привязалась, — напротив, по моему замыслу мы должны были разойтись по разным дорогам.
Ситуация была не из легких. Часто нам обоим приходилось принимать снотворное, перед тем как лечь в постель, чтобы спокойно заснуть. Единственной «отдушиной» мне служили спортивная ходьба и плавание до полного изнеможения и под музыку.
У меня было несколько текстовых заданий, за которыми я пытался забыться, но о рисовании и речи быть не могло.
Элла читала книги, дешевое «бульварное чтиво» (что я, безусловно, могу понять). Кроме того, она «утешала себя едой», а это внушало мне отвращение.
Больше всего на свете мне, разумеется, хотелось знать, считает ли она, что вся эта ситуация сложилась «по моей вине». Напрямую я у нее спросить не решался. Я сказал ей, что даже не подозревал, что М. М. курит, но в глубине души спрашивал себя, насколько она в это поверила.
Итак, я солгал, и я глубоко презираю себя за это. Еще ребенком я испытывал панический ужас перед враньем. Ложь казалась мне своего рода болезнью, у меня было смутное чувство, что от нее внутри у человека начинается «гниение», происходит нечто ужасное, люди заболевает раком, гангреной. И все-таки я лгал или, по крайней мере, почти лгал.
