Главная спальня была большой, со стеной, разделяющей его и её гардеробную. Дверь, складывающаяся гармошкой, которая вела на сторону отца, была слегка приоткрыта, и я увидел лежащий там чемодан. Даже зная, что, если меня поймают за копанием в отцовских вещах, я получу трепку века, моё желание узнать, что же привез отец, было таким острым, что я не мог противостоять искушению.
Пробравшись внутрь гардероба, полного вычищенной и упакованной в мешки одежды, я делал все возможное, чтобы не внести беспорядок в ряды итальянских туфель и ковбойских ботинок ручной работы, которые покрывали пол. Я присел перед чемоданом и нахмурился, увидев целый ряд запоров и замочков, которые его закрывали. Это оказалось сложнее, чем я предполагал. Когда я там уселся, пустой костюм моего отца качнулся надо мной, как призрак часового, и мое внимание было отвлечено звуком, как будто кто-то вошел в комнату. Запаниковав, я глубже вжался в тень. Из своего тайника я мог видеть дверь в ванную, которая была приоткрыта таким образом, что в зеркале в полный рост можно было видеть отражение интерьера.
Мой взгляд в ту же минуту наткнулся на отца, маму и того человека по имени Блэкхарт, проходящих мимо моего убежища. Мой отец шёл, как будто спал на ходу, его лицо было расслабленным, а глаза остекленели. Блэкхарт следовал сразу за ним, удобно скрестив руки на груди, уголок его рта изгибался в подобии улыбки. Моя мать пятилась, закусив ноготь большого пальца.
Не глядя по сторонам, мой отец снял с себя одежду. За исключением паха и ягодиц, которые были белыми, как лягушачье брюхо, его кожа имела цвет и текстуру хорошо выделанной бейсбольной перчатки.
По всей видимости, не замечая окружающих, он направился в ванну и повернул краны. Блэкхарт захлопнул крышку унитаза и удобно устроился на ворсистом чехле. Он снял свои солнечные очки и разглядывал голое тело моего отца слишком непонятно и безучастно, чтобы это было сознательным оскорблением. Его голос был глубоким и звучным, хорошо слышным над ревом воды в ванной.
– Я делаю это не из-за денег, Фрэнк. Что значит несколько сот тысяч для такого, как я? Я за один день могу спустить больше денег, чем ты едва ли потратишь за два года. Нет, это дело принципа. Я не могу позволить другим думать, что ты удрал, нагрев меня. Это плохо выглядит. А репутация – это всё в моем кругу. Мне очень жаль, что все должно закончиться именно так, Фрэнк. Правда, жаль. Но ты сам до этого довел. Те, кто имел со мной дело, знают, что я ничего не делаю наполовину. Тот, кто поднимает на меня руку, теряет её с моей помощью. Те, кто хотят меня обокрасть, сами лишаются всего. Разве не так, моя дорогая?
