Мой второй и, боюсь, последний муж (как вы думаете, после двух более чем неудачных попыток мне очень хочется впрягаться в семейную жизнь еще разок?) работал в НИИ вакцин и сывороток. К тридцати трем он защитил докторскую и пользуется колоссальным спросом и уважением не только за рубежом, но даже на родине. Да и собой, чего греха таить, мой бывшенький совсем не безобразен. Вьющиеся темно-русые волосы, бездонные голубые глаза с прищуром, феноменально пропорциональная и стройная фигура. Петь дифирамбы его росту я не собираюсь, достаточно сказать, что у него метр восемьдесят четыре, и читательницы сами сообразят все, что я не договорила. И вот такая оболочка прячет за своим великолепием угрюмого, раздражительного брюзгу, к тому же совершенно зацикленного на науке.
Вы спросите, где были мои глаза до того, как я взвалила на свои хрупкие плечи этого трудоголика? Да там же, где и у всех, только, как и у любой влюбленной дурочки, полностью закрытые. О состоянии моих мозгов на период ухаживания ясно говорит тот плачевный факт, что брачное предложение я приняла на четвертый день знакомства, после чего молодой ученый отбыл в командировку, по истечении которой как раз и было отпраздновано наше с ним сочетание священными узами. Короче, попала сдуру как кур в ощип.
Если приболела мышь в лаборатории, мужик срывался в свой законный выходной, позабыв сменить пижамную куртку на рубашку. Я же могла температурить неделю и не дождаться даже вопроса о самочувствии. Внимания я удостаивалась в основном по ночам, и совсем не того рода, что вам подумалось. Из блаженного сна меня частенько вырывали возбужденные возгласы: «Ты только посмотри, какое красивое решение! Надо продолжать в этом же направлении!»
И как я должна была реагировать? Заходиться в восторженных воплях? Разражаться бурными овациями? Да у меня вообще образование гуманитарное, точнее, филологическое, — я осилила три курса педагогического вуза и, не носи моя любовь к детям опосредованный характер (так я называю любовь на расстоянии, исключающую какие-либо тесные контакты), до сих пор преподавала бы в начальных классах.
Кроме того, я отнюдь не одобряла мужнину привычку работать по ночам и, понятное дело, не приветствовала озарения, посещавшие его традиционно ближе к утру, задолго до того времени, когда уважающие себя гражданки продирают глаза, чтобы включиться в трудовые будни.
Впрочем, у Семена кроме работы была еще одна подлинная страсть — сельское хозяйство. В огороде он проводил то время, что оставалось от науки. Мне в его жизни отводилось место где-то между утренним кофе и вечерним выпуском новостей. Короче, со вторым благоверным я продержалась даже меньше, чем с первым.
