Прошла еще одна электричка, но мамы среди прибывших не было.
Следующий поезд оказался товарным, идущим в сторону Москвы. Фурман впервые стоял так близко к рельсам и, прижавшись к бабушке, с усталым ужасом смотрел, как толстые серебряные лезвия вздрагивают и шевелятся под прокатывающимися по ним черными колесами. Мимо, раскачиваясь, пролетали похожие на сараи грязно-красные деревянные вагоны, платформы со станками и машинами, цепочки длинных желтых «холодильников» с маленькими разбитыми окошками, залитые черной и коричневой смолой цистерны – бессчетное мелькание и грохот становились все более головокружительными… И вдруг горячий лязгающий вихрь, секунду назад казавшийся нескончаемым, разом стих, превратившись в нежное трепыхание и постукивание…
Фурмана слегка поташнивало, и он короткими частыми вдохами втягивал в себя теплый воздух с тяжелым маслянистым запахом.
Отработавшие рельсы в изнеможении валялись на рыжих замшелых шпалах, присыпанных серо-фиолетовыми камешками, и невидимое солнце откуда-то издалека касалось их печальным красноватым светом…
Ослабевший Фурман перевел взгляд – и вдруг на несколько сгустившихся мгновений заразился скорченной позой торчащего рядом пыльного куста, отчаянно выставившего все свои растопыренные когти в сторону железной дороги… Потом фурмановское тело с силой передернулось, избавляясь от ощущения безысходной прикованности к этому ужасному месту, и он вернулся в свое ожидание мамы.
Электрички появлялись и таяли одна за другой.
Волны приезжающих понемногу редели, и люди, идущие мимо с тяжело набитыми сумками и авоськами, казались более тихими и усталыми.
Где же мама?
По окаменевшему бабушкиному лицу было видно, что она очень сердится.
В воздухе быстро холодало. Смазались и посерели тени, поблекли цвета… Странное оцепенение постепенно охватило все вокруг. Прибытие очередной электрички на минуту разрывало его – но, не успевая отплыть от платформы, поезд тоже становился частью сна. И хотя солнце еще не село, как-то вдруг стало безнадежно ясно, что наступил вечер.
«Ну когда же приедет мама? Когда?.. Я хочу есть, я устал, холодно…» – разнылся Фурман, норовя усесться на траву. Бабушка раздраженно дергала его за руку: прекрати, что ты делаешь, это же станция, здесь кругом грязь, все плюют, фу!.. Чтобы хоть как-то отвлечь его, бабушка предложила ему снова подняться на платформу: мол, бояться уже нечего, народу теперь намного меньше, и, посмотри-ка, там еще светит солнышко, ты согреешься!
