И вот этот человек, в дорогом белом костюме, тонкой льняной серой рубашке, в галстуке и с неизменной коричневой тростью в руке, в один, как говорится, прекрасный день явился перед столом, за которым я работал. Представляясь, улыбнулся, показав крепкие зубы. Я, конечно, знал все, что о Кудрявцеве рассказывали в городе, поэтому, не скрывая любопытства, протянул ему руку:
– Рад познакомиться, Владимир Васильевич.
Кудрявцев сел на стоявший напротив моего стола стул, не делая паузы, из маленького чемоданчика достал напечатанную на принтере одну стандартную страницу и положил ее на стол.
– В последние годы, – пояснил, – я старался запечатлеть на бумаге когда-то взволновавшую меня сцену. Сегодня я закончил работу и хочу, чтобы вы прочитали рукопись.
Помня о своих служебных обязанностях, я уже совсем было собрался спросить гостя, как его сцена соотносится с нашей новой рубрикой, но что-то не позволило мне совершить бестактность – что-то вовремя подсказало, что Кудрявцев скорее всего не только о нашей новой рубрике, но и вообще о городской газете никогда ничего не думает – он живет в своей, никому из нас не знакомой системе координат и наши системы не совпадают и даже не пересекаются.
Я взял в руки страницу, но тут же положил ее на стол.
– Я прочитаю ваше сочинение сегодня вечером дома, а завтра, если вы удостоите визитом, расскажу вам, как я ее понял. Не возражаете?.. Но, простите, вы сказали, что работали над рукописью «в последние годы». Я правильно понял – на одну страницу у вас ушли годы?
– Увы, так, – Кудрявцев приставил к столу трость и, сжав правую кисть руки в кулак, большим пальцем почесал лоб. – Считаю, что всякое сочинение полезно при одном условии: если в нем есть открытие. А открытия содержатся в книгах у одного-другого десятка писателей, которых только и надо читать (а через пять-десять лет – перечитывать, потому что в разном возрасте книги читаются по-разному). У некоторых – из тех, что называют себя писателями, – самостоятельных мыслей хватило бы в лучшем случае на одно произведение или даже, как, например, у меня, – на одну страничку, у большинства же пишущих открытий нет вовсе, потому что у них нет таланта самостоятельно смотреть на мир и по-своему мыслить о жизни; им остается учиться у классиков и без конца на бумаге повторять в лучшем случае – классиков, в худшем – самих себя.
Кудрявцев поднялся со стула.
– С вашего позволения приду к вам завтра. В этот же час.
