Услышав шорох пробиравшихся в дзот людей, он смолк.
— Товарищ капитан, сержант Сиверцев по вашему приказанию прибыл, — послышался молодой звонкий голос.
— Почему Круглов на посту спит? — строго спросил Лужко.
— Я не спал, товарищ капитан, — заговорил Круглов.
— Я не вас спрашиваю, а сержанта, — резко оборвал его Лужко.
— Я только что был, товарищ капитан, — ответил Сиверцев, — покурить вышел.
— У, раззява, всю жизнь из-за тебя страдаем, — услыхал Лужко яростный шепот наводчика Коновалова, и оттого, что прошептал так не сержант, а рядовой красноармеец, Лужко сразу успокоился.
— Товарищ Сиверцев, уведите расчет в укрытие, пока мы будем здесь, — приказал Лужко.
— А что, этот Круглов вообще плохой пулеметчик? — спросил Бондарь.
— Вялый человек, мрачный какой-то, нелюдимый. А впрочем, вы сами познакомитесь с ротой и людей узнаете. Вы были в тылу, расскажите, как там?
Слушая быстрый, стремительный говорок Бондаря, Лужко думал о Вере Полозовой и ее родителях. Теперь, когда Бондарь рассказывал, как городские жители едут в села за продуктами и там за бесценок меняют свои лучшие вещи, Лужко отчетливо представил, как Вера в деревне за корзину картошки или мешочек крупы меняет свои с таким трудом приобретенные часики и праздничные платья, как сама она ходит в поношенной одежде, в разбитых туфлях, как стоит в очередях, добывая продукты для семьи.
«Вот дурень, — мысленно упрекал он себя, — раньше додуматься не мог. Она там мучается, а я деньги коплю в полевом банке».
В самом начале войны, отправляясь на фронт, он, как и большинство офицеров, почти все свое жалованье перевел на аттестат родителям. Но раньше чем на маленькую железнодорожную станцию под Черкассами на Украине пришел его аттестат, туда ворвались немцы, и аттестат вернулся, а Лужко получил от успевшего эвакуироваться соседа письмо, что вся семья Лужко осталась на оккупированной территории.
Оживленный рассказ Бондаря и раздумья Лужко прервал резкий треск пулеметов где-то слева. Лужко и Бондарь прильнули к бойнице. Слева над лощиной, там, где действовала разведывательная группа, в густой искрящейся пелене дождя повисло несколько светло-розовых шаров осветительных ракет. В невидимых отсюда траншеях противника красными язычками мелькали вспышки одиночных выстрелов и пулеметных очередей. В ответ этим выстрелам гулко ударили наши пушки и пулеметы. Глухо заахали пушки и минометы и на вражеской стороне.
— Опять разведчиков не допустили, — прошептал Лужко.
