— А вы тоже из госпиталя, товарищ полковник? — стараясь прервать непочтительную речь друга, спросил Бондарь.
— Да, из госпиталя.
— И долго лежали, разрешите узнать?
— Три месяца.
— И мы по месячишку отвалялись, — не замечая кивков и подмигиваний Бондаря, вновь заговорил Привезенцев, — а потом в отпуску погулять разбежались, да…
— Не удалось, — снова перебил его Бондарь, — время неподходящее.
— Ну что ты встреваешь? — накинулся на него Привезенцев. — Ты думаешь, нас товарищ полковник не поймет?
— Меня зовут Андрей Николаевич, — сказал Бочаров.
— А мы Федоры, он Логинович, а я Петрович, — представил себя и друга Привезенцев. — Вот я и говорю: ты думаешь, нас Андрей Николаевич не поймет?
Теперь Бочаров заметил, что Привезенцев много выпил, и только большая физическая сила и выносливость держали его на ногах.
— Знаете, Андрей Николаевич, — видимо все больше пьянея, продолжал Привезенцев, — тут даже самый спокойный человек взорвется. А я? Я что — слабый, нет, я не говорю физически, физически я здоров, еще двухпудовиком крещусь, я про силу моральную!
— В общем, товарищ полковник, у него несчастье, — поспешил на выручку Бондарь.
— У кого? — упрямо склонив голову и глядя в упор на Бондаря, с вызовом спросил Привезенцев. — Это у меня несчастье? Чепуха! Не таков Федька Привезенцев, чтоб поддаваться какой-то бабе. Она крутнула хвостом, не успел я на фронт уйти, снова замуж выскочила, а я — переживай?! Нет уж! Подумаешь, баба! Да я их сотни найду! И еще каких! Таких, что за меня в огонь и в воду, а не замуж за какого-то хлюпика!
Он говорил решительно и твердо, но по всему его виду Бочаров понимал, что так лихо говорит он, только успокаивая себя и пытаясь заглушить тяжелую душевную боль.
— И понимаете, Андрей Николаевич, — продолжал он, морща худощавое лицо и резко жестикулируя, — ну пусть бы ей написали, что я убит или пропал без вести, нет, пусть даже ранен, покалечен, а то знала, что я жив, письма мои получала и мне отвечала… Это разве честно?
Усталый и обессиленный, он смолк. Бондарь стоял рядом с Привезенцевым, следя за каждым его движением. Видимо, в последнее время он, как заботливая нянька, ухаживал за расстроенным другом и, по возможности, оберегал его от рискованных действий.
— Разрешите, товарищ полковник, прилечь немного, устал что-то, — попросил Привезенцев и, не раздеваясь, лег на кровать.
Бондарь снял с него сапоги и ремень, расстегнул ворот гимнастерки, укрыл одеялом.
— Страшно переживает, — зашептал он Бочарову. — А так человек изумительный и друг надежный. А вот случилось такое.
