Танк бил все так же с короткими, ровными промежутками, и снаряды его проносились чуть левее Козырева. От резкого треска выстрелов исчезли все остальные звуки, и Козыреву на мгновение показалось, что ни в роще, ни на поле вокруг нее нет ни одной живой души, а остались во всем мире только черный фашистский танк и он, Иван Козырев, с бутылкой и двумя гранатами в руках. Это еще более обострило чувства Козырева. Механически работая руками и ногами, он полз, неотрывно глядя на танк. До него оставалось метров пятьдесят, но Козырев не бросал бутылку, рассчитывая подползти поближе, ударить наверняка. Вдруг ствол пулемета ниже танковой башни едва заметно шевельнулся, и Козырев мгновенно понял, что сейчас пулемет нацелится и ударит в него. Видя только ствол пулемета, он, не чувствуя своего тела, вскочил, бросился вперед и метнул бутылку. Уже падая на землю, бросил гранату и замер. Страшная тишина со всех сторон навалилась на него. Он ждал стрельбы пулемета, взрыва гранаты, но ни стрельбы, ни взрыва не было. И только он хотел поднять голову, взглянуть на танк, как оглушительный грохот и горячий шквал воздуха придавили его к земле. Вначале он не разобрался, что случилось, и только через секунду, выглянув из-за руки, увидел, что весь фашистский танк скрылся в сплошном клокотании огня и дыма. Вскочив на ноги, Козырев бросился к своим окопам в роще.
— Вот фляга, пейте, пейте, — говорил кто-то, когда Козырев прыгнул в окоп.
— Как там, у старшего лейтенанта? — только через минуту спросил он и, взяв флягу, выпил всю воду.
— Ничего пока, держатся, танк подбили, — ответил кто-то из пулеметчиков.
* * *
К вечеру подошли еще два танка, и жандармы бросились в атаку. Отбиваясь, бондаревцы отходили к оврагу. Из пятидесяти в живых оставалось только шестнадцать. Когда сгустилась ночная тьма, Бондарь приказал Козыреву разобрать последний уцелевший пулемет и подготовиться к прорыву.
В кромешной тьме, рассекаемой беспрерывными вспышками выстрелов, рванулись шестнадцать человек через лес, через поле прямо на северо-восток. Не ожидая такой дерзости, немцы растерялись на мгновение, и бондаревцы, проскочив поле, вырвались в лощину. Позади отчаянно трещали пулеметные и автоматные очереди, впереди гремела отдаленная канонада, кровавыми всполохами горело ночное небо.
По жеребьевке с ребятами Алексею Гвоздову достались три гектара до пыли вытоптанного скотиной пара. Сам по себе этот участок был невыгоден и по твердости грунта и по расположению на косогоре. Гвоздов знал, что на таком поле трудно развернуться, но, несмотря на это, был уверен, что норму перевыполнит, не даст ребятам обогнать его. Прежде всего он достал скрываемый от ребят напильник, заново отточил сошники и, любуясь своей работой, снял колеса, прочистил ступицы, залил свежего машинного масла и, отрегулировав так, что колеса легко и долго вращались от малейшего толчка, поставил плуг в борозду.
