Везде, со всех сторон враги, и особенно много их на востоке, куда устремились те самые колонны фашистских танков и пехоты, что разрезали нашу оборону. Идти на восток без единой пушки всего с полусотней противотанковых гранат не только безрассудно, но и наверняка гибельно. То же было и на севере и на юге, где одинокая группа пехотинцев, попав в сплошное движение вражеских войск, будет сметена, как былинка. И только позади, на западе, откуда противник начал наступление, вражеских войск, несомненно, было меньше, туда придвинулись теперь тылы, и там как раз совсем недалеко начинаются густые, частые леса.
Бондарь хорошо знал, что эти леса сплошными массивами тянулись до самой Белоруссии и там соединялись с еще более мощными лесами, где были партизанские районы и где сейчас находилась его семья. В первый момент мысль увести свою группу в леса партизанских районов показалась ему неразумной, но чем больше думал он о прорыве сквозь вражеское окружение на восток, на юг или на север, тем все отчетливее видел гибельность этого прорыва.
И, наконец, мысль об отходе в леса, о соединении с партизанами целиком овладела Бондарем. Теперь он уже раздумывал, как поведет своих людей по этим полям и лощинам до лесов, как будет экономить патроны и гранаты, как начнет громить вражеские тылы, добывать оружие, боеприпасы, продовольствие. И среди всех этих раздумий особенно радостной была мысль о встрече с семьей.
— Выходит, окружил нас немец-то, — шагах в десяти от Бондаря послышался приглушенный голос.
— Та закружил, хай вин сгинэ, — так же тихо ответил второй голос.
Это говорили связные от взводов, совсем еще недавно пожилые колхозники: один из-под Смоленска, второй черниговец.
— Так що ж, в окружении воевать будемо? — спросил черниговец.
— Выходит, будем, — ответил смоленец.
— Тугенько, видать, достанется.
— Да уж хватим горяченького до слез.
«Как спокойно они рассуждают о бое в окружении, — подумал Бондарь, — а и тот и другой воюют второй год».
— Твои-то як, пид нимцем вистались? — вновь заговорил черниговец.
— Все остались.
— Тай мои тамочки. Як воны там?
— Мучаются, что ж больше.
Они смолкли, и Бондарь понял, что они также думают о своих семьях, также волнуются и переживают за них и, может быть, также надеются на скорую встречу с родными.
— А как думаешь, когда мы домой-то доберемся? — на этот раз первым заговорил смоленец.
— Та вот нимца расколошматим, тай по хатам. Мабудь, к осени, мабудь, раньше.
