Компания поджидала Лизку Чикину. У Мокеенко была с ней договоренность о встрече. Узнав об этом, подъехали и все остальные. Им не терпелось узнать, как обстоят Лизкины дела с судом, и выяснить, в курсе ли она, что случилось в агентстве. Сами они толком ничего не знали, расползающиеся слухи не давали им покоя. Все, что им удалось вытрясти из секретарши Катьки, сводилось к одному — у «мадам» пропал муж, и она уже пятые сутки ничего о нем не знает.
— А так ей и надо! — ни с того ни с сего ляпнула Богачева.
Несмотря на то что она минуту назад недобрым словом вспоминала Лизку, все сразу поняли, что речь идет о Ревенко.
— Да хоть бы лопнула она! — как-то по-бабьи взвизгнул Вихрович и налил себе еще водки. Прежде чем выпить, добавил: — Будет и на нашей улице праздник! Может, от инфаркта сдохнет, корова жирная. И правильно сделал Воронов, что бросил ее!
Все выпили. Мокеенко, доселе молчавший, обвел своих товарищей захмелевшим взглядом и резонно спросил:
— А кто сказал, что он ее бросил? Может, и не бросил вовсе. Может, случилось что… А? — соображал Мокеенко очень туго, но, как ни парадоксально, всегда умудрялся делать правильные выводы. — Может, там криминал какой?..
Все молча уставились на него. До этого момента подобный расклад не приходил им в головы. Они не могли понять, как до такой простой мысли додумались не они, а Мокеенко — заторможенный верзила с несколько дебильным выражением лица.
Он вообще был какой-то странный, этот Мокеенко. Когда он поступал во ВГИК, именно это сочетание огромной физической силы и детской непосредственности убедило педагогов, что перед ними — гениальный комик. Снимать в кино его начали еще на втором курсе института, завалив ролями деревенских простаков. У режиссеров он был нарасхват, и до сих пор у него практически не было простоев.
По совету своего однокурсника Былицкого четыре года назад он связался с актерским агентством «Атлантида» и поначалу был очень даже доволен. Мама Люба, как он называл Любовь Николаевну Ревенко, моментально подняла его гонорары вдвое, и даже за вычетом процентов агентству он стал получать гораздо больше прежнего. К тому же мама Люба вела очень мудрую политику, не разрешала сниматься где попало и выбирала для него самые выгодные роли, превратив его из откровенного дурака в добродушного героя.
Но через год он совершил непоправимую глупость — за спиной агентства по-тихому связался с хохлами на студии Довженко. Зачем он это сделал, он до сих пор так и не понял сам. Скорее всего прельстился ролью благородного красавца, так ему несвойственной, и количеством серий.
